Он пригубил темно-янтарную жидкость.
— Трудно объяснить. Этот мир — чужой для меня. Иначе я не затевал бы все, что затеял. Но и тот мир, — он неопределенно махнул рукой, — тот, на Луне, тоже чужой. Так оказалось. Стал администратором. Не по мне.
— Первопроходец, основатель и Судья, — тихо вставил Румянцев.
— Администратор, — повторил шотландец. — И не очень хороший. Устинов гораздо лучше. А меня тянет куда-то. Иногда слышу все это. Крики, трубы. В тот мир не попасть, знаю. Так хоть к Горетовскому. И занятие найдется.
— Странный вы человек, Судья, — сказал ученый. — Ну, воля ваша, мне-то все это на руку. — Он поднял бокал. — Ваше здоровье. Налить еще?
— Налейте, — кивнул Макмиллан. — Знаете, Николай, в Шотландии переход удался бы. Родные места. И множество древних заброшенных подземелий, где когда-то выдерживали виски. Эти подземелья — в обоих мирах. Уверен.
— Что вы, Джек, — вздохнул Румянцев. — Вспомните «Век-волкодав». Из Шотландии в Россию вы там никак не попадете. Как это… да, железный занавес…
— Церковь? — шотландец резко подался вперед.
— Однако же, алкоголь положительно усиливает творческие способности, — пробормотал ученый. — А ведь это мысль. У нас храм, у них, Максим, помнится, говорил, музей или даже склад. Впрочем, склад не подходит, мало ли чего они там понаставили, можете наткнуться. Музей гораздо лучше… ночью… Священство поначалу, разумеется, станет возражать, но вот тут государь и скажет свое слово… Ему не откажут.
Макмиллан прикрыл глаза, усмехнулся про себя. Румянцев называет его странным. Интересно, сознаёт ли профессор, что сам далек от того, что принято считать нормой? Нормальный великий ученый занимался бы своим Марсом или сворачиванием-разворачиванием обычного пространства. Нет же, его тоже тянет куда-то. Невиданная задача… Что ж, это можно понять.
— Знаете что, Джек, — задумчиво проговорил Румянцев. — Есть только один человек, который может хоть что-то поведать нам о церквях, превращенных в том мире в музеи. Наталья Извекова. Пардон, Устинова. Впрочем, нет, Извекова, она же не стала менять фамилию. Да, Извекова. Ей Максим много чего рассказывал. Свяжитесь-ка вы с ней. А еще лучше, отправляйтесь в Первое Поселение. То есть, опять-таки пардон, в Поселение Макмиллан. Отправляйтесь, порасспросите Наташу. Она не откажет в помощи. Тем более, вы не куда-нибудь — к Максиму собираетесь. А я тут спокойно отработаю прибор связи.
— Устинову не понравится. Ревнив.
— Переживет, — отрезал профессор. — Да и ревновать… в такой, знаете ли, ситуации… Хотя… любовь… А, чепуха все!
— Да, — согласился Джек. — Вы правы. И действительно, пора проведать своих. Заодно.
— Джек Макмиллан посетил Поселение Макмиллан, — хмыкнул Румянцев. — Смотрите, Судья, как бы вам не устроили культ личности. Вашей собственной.
Шотландец впервые за весь разговор улыбнулся.
—Мне не грозит. Давайте еще по глотку, и пойду.
Уже в дверях он обернулся.
— Николай. Если ничего подходящего не найдем, уйду через Парк. Поможете?
— Конечно, — вздохнул профессор. — Помогу, как же. И тело ваше похороню — если через Парк, то тело останется, это неизбежно. Жаль, конечно, часть эксперимента сорвется… И угодить можете куда-нибудь не туда… Впрочем, — он оживился и без всякого сострадания закончил, — это будет даже интересно — еще один мир. Главное, чтобы связь не подвела.
37. Вторник, 1 сентября 1998
Сощурив глаза сильнее обычного и стиснув зубы, Александр крутанул руль, чтобы объехать заглохшую «шестерку».
— У, помойка, — процедил он и сам устыдился своей ненависти. И пробормотал ставшее привычным в последние дни. — Хрен вам…
Кому хрен — Александр объяснить не мог бы. Всем. Уж больно тяжелые дни. Все обрушилось: кризис!
Август. Страшный какой-то месяц. Тогда, в девяносто первом, путч, сейчас кризис. И Максим в эти же дни погиб, как раз между семнадцатым и девятнадцатым.
Впрочем, поправил себя Александр, правильно сказать, что август — роковой. Да, так. Не страшный — роковой. Потому что в девяносто первом все кончилось оглушительной победой, правда же? Ну уж после пошло, как пошло…
И в восемьдесят… каком?.. в восемьдесят третьем же, конечно… Если бы тогда Максим не погиб, то не видать мне Люси…
Подонок, сказал себе Александр. И добавил — а, ладно…
Мысли скакали. То о Люсе — неладно с ней что-то… То снова поднималось яростное: хрен вам! Хрен вам! Выживем! Да вот хоть бомбить буду на машине!
Эх, машина… Еще и это… Что с квартирой получилось, что с деньгами, что с машиной… А казалось, каждый раз, — как же все удачно!..