Содержимое котла сменило цвет с буро-красного на светло-розовый, жидкость потеряла густоту, теперь по консистенции не сильно отличаясь от воды, и стала прозрачной.
- Пора, - прошептал алхимик.
Голову он взял вместе с подносом, избегая касаться холодной мертвой плоти. Осторожно подобрал пинцетом все волоски, прилипшие к коже, заплел волосы в косу на темени, и подвесил за эту косу на крюк. Второй конец крюка закрепил над котлом и медленно опустил голову в жидкость, одновременно с тем переворачивая три клепсидры: на час, десять минут и три минуты. Клепсидры связаны меж собой простеньким артефактом - когда истечет время первой, начнет переливаться из одной чаши в другую вода во второй, и только потом придет время третьей.
Ровно семьдесят три минуты на подготовку ко второму этапу.
Молодые маги, впервые столкнувшиеся с алхимией на втором курсе академии, где этот предмет входит в число обязательных, как правило, ненавидят лучшую из наук. Им претит бесконечная зубрежка названий, составов, ингредиентов, реакций. Им скучна ювелирная нарезка кореньев, перетирание в каменной ступке костей или зубов, вытачивание из дерева крохотных фигурок-активаторов. У них болят глаза и ноги, когда приходится полчаса стоять почти неподвижно, склонившись над пробиркой, и по капле отмерять состав, разливая его по склянкам.
Легран всегда относился к этим молодым и глупым студиозусам с нескрываемой насмешкой и презрением, также он считал, что преподавать алхимию в качестве обязательного предмета глупцам, неспособным оценить всю ее глубину, красоту, всесилие и мощь - непростительное преступление против великой науки. Он бесконечно обожал и процесс подготовки, и нарезку кореньев, и измельчение кости, и пар над котлом, и ожоги на руках, и медленное разливание наполовину готового декокта по колбам, и прекраснейшие в его жизни мгновения, когда травы, отвары, камни, пыль, шерсть, и все, что только может быть, превращаются в его котле в очередное произведение алхимического искусства. Когда готовый эликсир, для чего бы он не был создан - отнять ли жизнь, изменить ли структуру предмета, вылечить от смертельной болезни, или же просто создать в нужное время звуковой эффект - тонкой струйкой, или тягучим студнем, или бурлящим водопадом проникает в горлышко сосуда, которое после плотно закрывается крышкой, или же оставляется открытым и ставится на свое место в специальном сундуке. Работа завершена, новое создано. И где-то в сердце, где до того момента кипело, шипело, бурлило новое зелье, уподобляясь своему материальному подобию на алхимическом столе, остается тянущая, ноющая пустота. Легран любил это чувство и ненавидел его. Любил - за возможность заполнения, ненавидел - за то, что оно всегда возвращалось.
Легран т’Арьенга врал, врал всем, и себе в первую очередь. Он мог бы прожить без приключений, причем достаточно легко. Но без алхимии жить он просто не стал бы.
В котле булькало зелье, меняя цвет на чистый алый, без примесей и оттенков. Вода во второй клепсидре подходила к концу, оставалось буквально четыре минуты. Теперь от котла нельзя было отходить ни на шаг - полминуты промедления, и материал будет испорчен.
Последняя капля воды сорвалась с кончика воронки верхней чаши.
Легран подхватил голову за косу, отцепляя ее от крюка, и осторожно извлек из котла. Повесил в стороне - через двадцать минут нужно будет вернуться к работе, а пока что надо поставить вариться второй состав.
Лет десять назад он купил у бродячего торговца мелкий артефакт, очищающий поверхность от любой грязи - беда только в том, что поверхность эта должна была быть не больше двух квадратных футов, а со своей работой артефакт справлялся не менее десяти минут, да и энергии требовал немало. Но алхимика, вынужденного таскать с собой множество котлов только потому, что некоторые эксперименты требовали поставить второй или третий состав почти сразу после первого, такой артефакт более чем устроил.
Очистив котел, наполнив его водой, травами и порошком серебра, шевалье вернулся к голове. Еще раз посмотрел на рисунки, глубоко вдохнул, на несколько секунд погрузил кисти рук в заранее подготовленный таз со специальным раствором - и принялся за дело.
Легран был талантлив. Больше того, Легран был почти гениален. Если бы он того хотел, то мог бы стать известным художником или знаменитым скульптором. Но он предпочел стать авантюристом, путешественником и алхимиком… что, как ни странно, не отразилось на его прочих талантах.
В его сильных, ловких пальцах невыразительное лицо менялось, оплывало и тут же обретало четкость черт, но - уже других. Он менял все: линию бровей, форму носа, изгиб губ, очертания скул и подбородка, лоб, челюсти… Желтоватые крупные зубы под пальцами скульптора уменьшились, стали ровными и белыми. Губы - тоньше, скулы - резче, глаза - более глубоко посажены. Волосяные луковицы, скрытые в коже над верхней губой, на подбородке и щеках, исчезли.
Потом настало время шрамов. Тщательно сверяясь с рисунками, Легран вывел два шрама на шее, один полностью, второй - наполовину обрезанный линией, по которой голову отсекли.
Последние штрихи - слегка заострить и вытянуть уши.
Самое же главное - цвет, густота и общий состав крови - изменились еще под воздействием состава.
Голова, до последней черточки копирующая голову Веги де Вайла, но на чужой каштановой косе, вновь опустилась в котел. Теперь - совсем ненадолго. А Легран уже смешивал средство для окраски волос.
Спустя час почти все было готово. Голова де Вайла, уже с черной гривой, лежала на подносе, а т’Арьенга осторожно подстригал непослушные пряди, копируя прическу Веги. Закончив, он отошел на несколько шагов, полюбовался своим творением, потом вдел в заранее подготовленную дырку в правом ухе серьгу, идентичную той, что носил оригинал, и начал медленно и осторожно покрывать кожу, в том числе - под волосами, специальным составом, который сохранил бы “сувенир” на многие века. После вновь вымыл и высушил волосы, протер кожу, где на нее попала вода, полотенцем, и лишь после этого взглянул на часы.
Весь процесс, от которого Легран не отвлекался ни на секунду, занял больше тридцати часов. И только теперь, когда все закончилось, и законную гордость и радость алхимика сменяла тянущая, болезненная пустота, т’Арьенга понял, насколько же он устал…
Курьер поставил лакированную шкатулку на стол, подождал, пока магистр распишется, получил серебряную монету, поклонился и вышел, забрав с собой учетный лист.
Хозяин кабинета, оставшись один, тщательно запер дверь, обследовал принесенное на предмет ловушек и только после откинул крышку.
Основной объем шкатулки занимал бархатный мешок, поверх которого лежал сложенный вчетверо лист дорогой бумаги. Развернув его, Маар-си прочел:
“Ваш добрый друг. Отчет - под подарком.
Л.т.А.
P.S. С нетерпением жду встречи как с вами, так и с…
Осторожно развязав мешок, париасец долгое время изучал его содержимое.
- Пусть и поддельная, но она великолепна, - усмехнулся он. - Это стоит оставить на память. На память о шевалье Легране т’Арьенге.
На отчет он даже не взглянул. Художественная проза у Леграна выходила куда хуже, чем скульптура.
Глава VIII
Долгий путь к зеркалу
Позже, вспоминая тот разговор, она никак не могла понять - почему Маар-си ей поверил?
Когда париасец - впервые за все время заключения девушки! - без стука вошел в ее комнату, отобрал книгу и не предложил, не попросил, а приказал следовать за ним, узница было подумала, что на этом ее злоключения закончатся вполне закономерным, хоть и весьма печальным образом. Однако то ли богиня, к которой она не раз обращалась с тех пор, как Маар-си забрал ее из дома, услышала мольбы несчастной полуэльфы, то ли ей просто повезло, но, помучив узницу вопросами минут пять, париасец отпустил ее, и вроде как даже и в самом деле поверил.