– Кому это ведомо наречие троллей? – полюбопытствовал Лурулу.
Орион сообщил троллю свое имя, но для Лурулу то был пустой звук.
Однако тролль уселся на корточки и слегка поворошил в том, что у троллей примерно соответствует нашей памяти; и, разгребая и перетряхивая немало пустячных воспоминаний, что время ведомых нам полей уничтожить не сумело, и недвижную апатию неизменных веков Эльфландии, он вдруг натолкнулся на воспоминание об Эрле; тролль снова оглядел Ориона с ног до головы и слегка поразмыслил. В этот самый миг Орион назвал троллю царственное имя своей матушки. И немедленно Лурулу проделал то, что среди троллей Эльфландии известно как преклонение пяти точек; иными словами, он опустился на колени и коснулся земли ладонями и лбом. Затем он снова вскочил и перекувырнулся в воздухе, потому что почтительность овладевала троллем крайне ненадолго.
– Что ты делаешь в полях людей? – спросил Орион.
– Играю, – отозвался Лурулу.
– А что ты поделываешь в Эльфландии?
– Слежу за временем, – отвечал Лурулу.
– Меня бы это не позабавило, – заметил Орион.
– Ты же никогда не пробовал, – откликнулся Лурулу. – В полях людей следить за временем невозможно.
– Почему бы и нет? – спросил Орион.
– Оно мчится слишком быстро.
Орион поразмыслил над словами тролля, однако сути их так и не постиг; никогда не покидая ведомых нам полей, юноша знал одну только поступь времени и, стало быть, сравнивать не мог.
– Сколько лет прошло для тебя с тех пор, как мы беседовали в Эрле? – полюбопытствовал тролль.
– Лет? – переспросил Орион.
– Сто? – предположил тролль.
– Около двенадцати, – отвечал Орион. – А для тебя?
– А для меня все еще продолжается день сегодняшний, – отвечал тролль.
И Орион не пожелал более говорить о времени, ибо не лежала у него душа к обсуждению темы, в которой он явно был осведомлен меньше самого заурядного тролля.
– Хочешь носить хлыст, – спросил Орион, – и бегать с моими псами, когда мы погоним единорога через ведомые нам поля?
Лурулу придирчиво оглядел гончих, отмечая выражение их карих глаз: гончие с сомнением обратили носы свои в сторону тролля и вопросительно принюхались.
– Они же собаки, – сказал тролль так, словно это свидетельствовало против гончих. – Однако мысли у них славные.
– Значит, ты будешь носить хлыст, – подвел итог Орион.
– М-да. Да, – подтвердил тролль.
Орион тут же вручил ему свой собственный хлыст, и затрубил в рог, и зашагал прочь от сумеречной преграды, наказав Лурулу собрать гончих и повести свору следом, не давая псам разбегаться.
При виде тролля гончие встревожились, не желая повиноваться существу ростом не больше их самих; они принюхивались и принюхивались, но более похожим на человека тролль от этого не становился. Псы подбежали к нему из любопытства и отскочили в отвращении, и вызывающе разбрелись кто куда. Но безграничной находчивости проворного тролля противостоять было не так-то просто; хлыст взвился в воздух, показавшись в крошечной ручке в три раза больше, нежели на самом деле, плеть устремилась вперед и хлестнула одну из гончих по носу. Гончая взвизгнула: в глазах у нее читалось неприкрытое удивление; прочие псы все не унимались: они, должно быть, сочли происшедшее случайностью. Но снова взлетела плеть и хлестнула по другому носу; и тогда гончие поняли, что эти жалящие удары направляет не случайность, но беспощадный и наметанный глаз. И с этой минуты и впредь псы почитали Лурулу, хотя так и не учуяли в нем человека, как ни старались.
Так Орион и его свора гончих возвращались поздним вечером домой, и ни одна овчарка не стерегла стадо в низине, где рыщет волк, надежнее и бдительнее, нежели Лурулу следил за сворой: он забегал то справа, то слева, то держался позади, где бы ни оказался отбившийся пес; он с легкостью перепрыгивал через всю свору с одной стороны на другую. И не успел Орион удалиться от границы и на сто шагов, как бледно-голубые эльфийские горы исчезли из виду: чуждые тьме вершины укрыла земная ночь, что сгущалась над ведомыми нам полями.
Домой возвращались они; очень скоро над их головами вспыхнули блуждающие сонмы видимых с земли звезд. Лурулу то и дело поглядывал вверх, дивясь на звезды, как все мы когда-то делали; однако по большей части он не спускал глаз с гончих, ибо теперь, оказавшись в земных полях, тролль проникся заботами Земли. Едва одна из гончих отставала, хлыст Лурулу обрушивался на нее с легким, похожим на взрыв щелчком, прикоснувшись, может статься, к кончику хвоста и взметнув облачко шерстинок и пыли; гончая с визгом подбегала к остальным, и вся свора знала: еще один из точно направленных ударов попал в цель.