В ту пору парламент сошелся снова: двенадцать седобородых перепуганных старцев собрались в доме Нарла, – вечером, когда окончены были дневные труды. Благодаря всей этой новообретенной магии, что пожаловала из Эльфландии, в дыхании вечера ощущалось нечто нездешнее. Все до одного парламентарии, пока бежали они сломя голову от собственных натопленных хижин к кузнице Нарла, видели непоседливые огни и слышали невнятные голоса, что земле христианской никоим образом не принадлежали. Неясные тени, происхождения явно неземного, крались в сумерках: кое-кто приметил и их; и опасались селяне, что существа самые разнообразные пробрались за границу Эльфландии, дабы навестить троллей.
Парламентарии вели дебаты, понизив голос: всяк говорил одно и то же, всяк пересказывал одну и ту же повесть – повесть перепуганных детей, повесть женщин, что требовали возврата к прежним обычаям. Переговариваясь, селяне не спускали глаз с окон и щелей, ибо никто не ведал, что может появиться нежданно-негаданно.
И молвил Отт:
– Давайте ж, народ, отправимся к лорду Ориону, как некогда явились мы к его деду в просторный, отделанный в алых тонах зал. Давайте скажем так: встарь жаждали мы магии, и ло! – ныне обрели ее с избытком; пусть более не занимается колдовством и тем, что от смертных скрыто.
Окруженный притихшими приятелями-односельчанами, Отт напряженно прислушался. Не голоса ли гоблинов передразнивают его, или всего-навсего эхо? Кто знает? Почти тотчас же все умолкло в ночи.
И молвил Трель:
– Нет. Слишком поздно.
Как-то вечером Трелю довелось увидеть правителя Эрла: один-одинешенек, тот стоял на холме не двигаясь и, обратив взор свой к востоку, прислушивался к чему-то, что доносилось из Эльфландии. Ни звука не раздавалось в тиши; все вокруг безмолвствовало; однако Орион стоял там, внимая зову, недоступному слуху смертных.
– Слишком поздно, – повторил Трель.
Этого-то все и боялись.
Тогда с места медленно поднялся Гухик и встал у стола. Тролли оглашали голубятню бессвязной тарабарщиной, словно летучие мыши; бледно поблескивали болотные огни; во мраке рыскали нездешние твари: топоток их лап то и дело доносился до двенадцати парламентариев, что собрались во внутренних покоях. И объявил Гухик:
– Что до магии, мы просили самую малость, не более.
С тролльего чердака отчетливо донесся новый взрыв невнятной тарабарщины. Парламентарии пообсуждали немного, сколько именно магии просили они в былые времена, когда Эрлом правил дед Ориона. Когда же селяне пришли-таки к определенному плану, план этот принадлежал Гухику.
– Ежели мы не в силах повлиять на правителя нашего Ориона, – подсказал Гухик, – ежели взор его обращен к Эльфландии, давайте же всем парламентом поднимемся на холм к ведьме Зирундерели, и изложим перед нею наше дело, и попросим какой-нибудь амулет, что охранил бы нас от нашествия магии.
При имени Зирундерели двенадцать парламентариев снова приободрились; ибо ведали они, что чары ведьмы могущественнее магии блуждающих огней, и знали селяне, что нет на свете такого тролля и такого порождения ночи, что не устрашились бы ее метлы. Парламентарии снова приободрились, и залпом осушили кружки, и снова наполнили их крепким медом Нарла, и восхвалили Гухика.
Было уже совсем поздно, когда парламентарии собрались расходиться по домам: поднялись и вышли они все вместе, и дорогою держались друг подле друга, и распевали древние торжественные гимны, дабы отпугнуть наводящих ужас тварей; однако легкомысленным троллям и болотным огням торжественные гимны ни малейшего почтения не внушали. Когда же от всей толпы остался только один, он припустил к дому бегом, и блуждающие огни гнались за ним до самого порога.
На следующий день селяне закончили дневные труды пораньше, ибо перспектива оказаться на холме ведьмы после наступления ночи парламентариев Эрла не особенно радовала, да и в сумерках, строго говоря, задерживаться там не стоило. Одиннадцать парламентариев сошлись у дверей кузницы Нарла вскоре после полудня и вызвали Нарла. Все они принарядились ради такого случая так, как одевались обычно, отправляясь вместе с односельчанами к священной обители фриара, хотя не было на свете такой души, хотя бы раз фриаром проклятой, что не пришлась бы ведьме по сердцу. И вот побрели селяне, опираясь на старые добрые посохи, вверх по склону холма.
И поднялись они к дому ведьмы – сколь возможно быстро. На холме обнаружили они хозяйку: устроившись на свежем воздухе, Зирундерель всматривалась в даль, за долину; ведьма не казалась ни моложе, ни старше, словно годы никоим образом не имели над нею власти.