Та же сложность проявляется и при точном описании феномена смерти. Мука переворачивает нам душу не только по причине невозможности сбежать от акта-существования, загнанности в него, но и из-за ужаса перед угрозой оторваться от связи со светом, трансцендирование которой возвещается смертью. Как и Гамлет, мы предпочитаем знакомое нам существование существованию незнакомому. Приключение, в которое существующий ввязался посредством гипостазиса, для него словно единственная надежда и опора, прибежище от всего, что в этом приключении невыносимо. В смерти - и соблазн лукрециева ничто, и паскалево алкание вечности. Это не две различные установки: мы разом хотим и умереть, и быть.
Не в том проблема, чтобы вырвать вечность у смерти, а в том, чтобы суметь встретить ее, принять и сберечь в Я, в гуще существования, где с ним случается некое событие, добытую гипостазисом свободу. Эту ситуацию можно назвать попыткой одолеть смерть - с одной стороны, происходит событие; с другой, субъект не встречает его и не принимает как предмет, но тем не менее оказывается лицом к лицу с ним.
Итак, мы описали диалектическую ситуацию, - а теперь покажем конкретную ситуацию, где эта диалектика свершается. Таков наш метод - мы постоянно прибегаем к нему, хотя и не можем изложить его здесь в подробностях. Во всяком случае вы видите, что он не до конца феноменологичен.
Но эта ситуация, а именно: с субъектом происходит событие, а он не берет его на себя, ничего сам не может мочь, хотя некоторым образом к нему обращен, - есть отнесенность к другому, непосредственно к другому (le face-à-face avec autrui), встреча с лицом, одновременно открывающим и скрывающим другого. Другое (l’autre), взятое на себя, есть другой (autrui).
О значимости этой встречи я буду говорить на последней лекции.
ВРЕМЯ И ДРУГОЙ
Надеюсь, мне удастся показать, что связь эта совсем не такова, как излагают ее, с одной стороны, экзистенциалисты, с другой - марксисты. Сегодня я просто хочу отметить, что само время отсылает к этой ситуации - лицом к лицу с другим.
Будущее, даваемое нам смертью, будущее в событии не есть еще время. Ибо это ничейное будущее, которое человек не может взять на себя, должно, чтобы стать элементом времени, оказаться связанным с настоящим. Но как же связаны друг с другом два мгновения, между которыми - все отстояние, вся бездна, разделившая настоящее и смерть; что это за зазор - ничтожный, но и бесконечный, где всегда остается место надежде? Безусловно, это не отношение простой смежности - в этом случае время превратилось бы в пространство -но равным образом и не порыв (élan) динамизма и длительности, ибо, как нам представляется, настоящее не способно выйти за пределы себя и захватить будущее; это исключено самой тайной смерти.
Представляется, что связь с будущим, присутствие будущего в настоящем свершается лицом к лицу с другим. Тогда ситуация лицом к лицу есть само свершение времени. Захват настоящим будущего - не акт (жизни) одинокого субъекта, а межсубъектная (intersubjective) связь. Ситуация бытия во времени - в отношениях между людьми, то есть в истории.
ВЛАСТЬ И ОТНОШЕНИЕ С ДРУГИМ (AUTRUI)
ЭРОС
ЧАДОРОДИЕ
На прошлой лекции я начал со страдания
как события, в котором полностью свершилось одиночество существующего, иными словами, - вся напряженность его уз с самим собою, вся окончательность его самотождественности, но где, вместе с тем, он вступил в связь с событием, которое он на себя не берет и с которым он ничего не может больше мочь. Это грядущее (futur) смерти определяет нам будущее (l’avenir) [27] в той мере, в какой будущее не есть настоящее. Оно определяет в будущем то, что помимо всякого предвосхищения, создания проекта, порыва. Если постигать время исходя из такого понимания будущего, надо распрощаться с временем как «подвижным образом неподвижной вечности» (в Тимее. - Примеч. пер.).
27
На протяжении всей работы Левинас для обозначения понятия будущего употребляет слово avenir - самое обычное для этого во французском. И в силу его общеупотребительности мы вынуждены были и на русский переводить его привычным для обозначения этого понятия словом «будущее». Тем не менее надо иметь в виду, что по внутренней форме слова, которая в дальнейшем используется Левинасом, и по приписываемому этому понятию содержанию, согласующемуся у него с этой внутренней формой, фр. avenir и рус. «будущее» не совпадают. Avenir образовано от глагола venir - приходить. À venir - это то, что должно прийти и что, по Левинасу, совершенно другое по отношению к своему наличному бытию, в то время как рус. «будущее» этимологически явственно восходит к «бытию». Если бы не общеупотребительность avenir, его точнее всего было бы перевести как «грядущее». И хотя этот церковнославянизм не подходит для перевода в силу вышесказанного, тем не менее весьма характерно, что конституируемое Левинасом понятие не чуждо системе русского языка и оказывается в нем словом, имеющим определенную христианскую семантику. Будущего ждут, а «грядущего чают».