Олаф. Если б вы остались, и я тоже, здесь все было бы по-другому. Все бы преобразилось для вас, точно так же, как и для меня.
Мария. Нет. Я еду.
Олаф. Я поеду с вами!
Мария. А ваша работа.
Олаф. Да. Я не могу. Я должен остаться здесь.
Мария. Почему, почему мы такие нерешительные?!
Олаф. Все зависит от одного-единственного мгновения, когда может решиться все или ничего…
Звонок в дверь.
Мария. Такси! Пора спускаться. Помогите мне снести чемоданы…
Олаф. И не подумаю. Вы останетесь здесь.
Мария. Нет. Слишком поздно. Вы могли бы меня заключить просто в объятия, и все было бы совершенно по-другому.
Олаф. Только ли во мне все дело?
Мария. Не знаю. Я тоже не была вполне в себе уверена.
Олаф. Теперь я наверняка буду постоянно думать о вас тут, в вашей квартире.
Мария. А я буду постоянно думать о том, что вы в моей квартире.
Олаф. В дороге вы быстро об этом забудете. С глаз долой — из сердца вон.
Мария. Представьте себе, я в самом деле осталась. Ну и смотрели бы мы друг на друга, понятия не имея, как себя вести.
Олаф. Решение было бы грандиозное. Пришлось бы быть на высоте.
Мария. Вот именно. Так вдруг и навсегда.
Олаф. А теперь? Что теперь?
Мария. Теперь вам придется попросту присматривать за моей стиральной машиной. У меня дома ничего не застраховано. Так что не натворите мне тут бед. А когда вы снова уедете… когда уедете, заприте все окна, закройте все краны, отключите холодильник, снесите вниз мусор, писем никаких не пишите, снимите с постели белье, денег ради Бога не оставляйте, погасите везде свет, ключ опустите в почтовый ящик, не оставляйте никаких следов… (Прислоняется к его плечу.)
Затемнение.
Олаф в кресле, лицом к окну. Из правой двери появляется Юлиус.
Юлиус (потирая руки). Есть какие-нибудь дела?
Олаф. Никаких.
Юлиус садится в кресло, лицом в комнату.
Юлиус. Какой уж я есть, такой и есть. Ты от меня, похоже, не больно в восторге.
Олаф. Знаешь, просто я не переношу этой безумной жажды деятельности, этого потирания рук на фоне универсальной пустоты.
Юлиус. Идея была твоя, ты сам предложил мне пожить у тебя. Олаф. Да, наверное, это была не самая лучшая идея.
Юлиус. Такое ощущение, что ты ищешь встречи, хочешь познакомиться с человеком, серьезно им заинтересоваться…
Олаф. С другой стороны, для меня и покой очень важен. Юлиус. Остается только повторить: я тебе не навязывался. Олаф. Ну все, о’кей. Проехали.
Юлиус. Посидим. Посидим еще немножко…
Олаф. Моя бывшая жена…
Юлиус. Веселое создание.
Олаф. Как раз наоборот. Время от времени умела изобразить из себя что-нибудь такое. Что верно, то верно, но плечи слишком узенькие, лицо слишком уж миниатюрное, волосы чересчур редкие.
Юлиус. Очень обаятельный человек.
Олаф. Да ни в коем случае. Скорей суховата, почти холодна, я бы сказал. Но с изюминкой, это верно.
Юлиус. Энергичная, жизнерадостная особа.
Олаф. Несчастный человек. Когда я вижу, как Мария изо всех сил борется со своей неспособностью устроить собственную жизнь…
Юлиус. Вот беда.
Олаф. Да нет, полбеды.
В соседней комнате звонит телефон.
Юлиус. Подойдешь?
Олаф. Нет. Подойди ты.
Юлиус выходит через правую дверь. Олаф встает, подходит к окну.
Новогодние елки в феврале еще валяются на обочине. Ледяные лужицы прикрывают песок на мостовой, словно маслянистая пленка. (Смеется.) Девушки отражаются в стеклах витрин, на ходу приглаживают волосы… (Садится в кресло, лицом к комнате.) И все же радуешься, что он сразу, как только появляется на пороге, сует в рот сигарету. Ясно же, что он по-прежнему немножко волнуется, ему еще не на все наплевать.
Юлиус входит через правую дверь, прикуривает, садится в кресло, лицом к окну.