Капрал Прыщ выпучил на неё глаза:
– Не говорите глупостей, мисс. Слушайтесь офицера. Он знает, что к чему. Простите, сэр, но некоторые дети...
Капитан Брент снисходительно улыбнулся. Его щёки посинели от холода.
– С папой лучше не говорить, капрал, – сказал Джон.
Крупными хлопьями пошёл мокрый снег. Сквозь рёв ветра доносился какой-то звук. Я развернулась и посмотрела вверх по улице, в сторону школы.
– Ни фига себе! – сказала Джиллиан.
По дороге вниз, строем катились три снежных кома, набирая на себя снег и грязь. Они были авангардом целой лавины, целеустремлённо двигавшейся в нашу сторону снежной стены.
Комья росли всё больше. Катящийся во главе ком с торчащими из боков ледяными шипами обогнул застрявшую машину, но лавина на препятствия внимания не обращала. Мужчина, выходивший в этот момент из дома, попал по неё, его затянуло в снежный ком. Несколько раз его руки и ноги мелькнули, а потом исчезли.
Мы все убежали с дороги, бросив пропускной пункт. Лавина налетела на него, разнесла деревянный барьер в щепки, перевернула бочку с огнём и мгновенно затушила угли. Один из солдат, непривычный к зимней одежде, споткнулся. На него обрушился снег.
Лавина ревела, как тысяча львов, вышвыривая из себя кривые куски льда. Когда закончился спуск, она не рассыпалась веером по улице, а повернула вслед за комьями и погналась за броневиком. Я увидела, как ледяные клинки сильно исцарапали металл, а затем броневик засыпало. В этом снежном вихре застрочил пулемёт.
Мы все бросились на землю. Капрал Прыщи не успел это сделать. Пули сбили его с ног и разорвали его. Огонь своих. (Хотела бы я этого не видеть, но теперь уже ничего не изменишь.)
У меня от холода и грохота болели уши. Я заметила, что крепко сжимаю руку Джона. Мы втиснулись между вкопанным бетонным мусорным баком и красной телефонной будкой. Будка была почти до самого верха наполнена мягким белым снегом. Изнутри к стеклу прижималась бледная человеческая рука.
Джиллиан попыталась помочь капитану Бренту встать.
Двое солдат побежали в снежную бурю. Мне показалось, что я слышу крики.
Три снежных кома, каждый высотой примерно как пони, неторопливо выкатились из бури, которая уже почти улеглась на обломках броневика. Первый двинулся к Джиллиан и капитану и остановился, а его товарищи бросились их окружать. Внутри кома что-то двинулось, и на его поверхности появилась улыбка.
Улыбка из коры, которую сделала я.
– Это наш снеговик, – сказала я.
Отец Джона достал пистолет и выстрелил в ком. В этот раз пуля проткнула его, как длинный палец. Пробитый ею тоннель тут же заполнился.
Я встала, помогла встать Джону, и мы побежали к Джиллиан и капитану Бренту.
Комья остановились, поднялись, словно тесто, и образовали холодных рыцарей.
Джиллиан держала перед собой термометр, словно это был какой-то амулет, защищающий от зла. Внезапно её подняло вверх. Я закричала. Но Джиллиан оторвали от земли не холодные рыцари. Это капитан Брент схватил её за талию и поднял её над снежной массой.
Он швырнул Джиллиан вверх. В воздухе мелькнули её руки и ноги. Она вылетела из окружения, но льдины сомкнулись на капитане, разлетевшись на мелкие осколки, измазанные кровью. Отец Джона упал (Джон так сжал мою руку, что я чуть не вскрикнула) ещё до того, как приземлилась Джиллиан. Мы с Джоном попытались её поймать, но вместо этого она просто врезалась в нас.
Мы свалились кучей и не сразу смогли встать.
На капитана Брента навалилось ещё больше холодных рыцарей. Он неестественно согнулся пополам. Его руки продолжали размахивать, но только от ударов нападавших. Холодные рыцари продолжали толпиться вокруг него, обрушивая льдины.
– Папа! – крикнул Джон.
– Пойдём отсюда, Джон, – тихо сказала ему на ухо Джиллиан.
– Но...
– Нет времени.
Они оба были шокированы тем, что сделал капитан Брент, и тем, что с ним случилось. Джиллиан умела быстро успокоиться, прожить критические минуты, а обдумать случившееся позже, или вообще никогда.
Я знала, что у неё уже много такого накопилось, что рано или поздно оно вырвется наружу.
Джон нуждался в помощи. Мир стал для него не таким, каким он его себе представлял раньше, даже сегодня утром. В его мире больше не было его отца.
Мы бежали по улице прочь оттуда.
Позже...
Пробежав треть улицы Хай Стрит, мы остановились. Буря швыряла в нас вихрями острых, как алмазы, снежинок, маленьких метательных звёздочек. Я больше не чувствовала ни ступни ног, ни руки, ни лицо, лишь лёгкое покалывание, которое, как я была уверена, было первым симптомом сильного обморожения. Мы топтались почти на месте, продвигаясь чуть ли не по сантиметру, наклонившись навстречу метели, а затем, из-за порывов ветра, скользили обратно по бороздам, которые мы же сами и проложили в плотном снегу. С трудом удавалось не дать ветру опрокинуть нас.
Мы смотрели по сторонам в поиске какого-нибудь укрытия.
– «Вимпи-бар», – перекрикивая рёв ветра, показала рукой Джиллиан.
Я вспомнила это заведение и увидела под белым покровом его красную вывеску. Это был ресторан с гамбургерами, в американском стиле, названный в честь персонажа мультфильмов о матросе Попае, которые так любит Малколм. «Вимпи-бары» открывались по всему городу, приходя на смену забегаловкам «Гэфф и Лайонс» с их недомытыми ложками. Внутри в них всё было из яркого пластика, включая форму официанток и тюбики кетчупа в виде помидоров.
Чтобы пересечь тротуар, нам пришлось взяться за руки и брести сквозь снег.
Джиллиан навалилась на дверь плечом, но нам с Джоном пришлось ей помочь. Мы ввалились в ресторан. Внезапное прекращение метели и рёва было для нас шоком. Покалывание кожи у меня стало сильнее, перерастало в жжение. Я боялась, что через несколько минут моё лицо превратится в свисающие красные лоскуты.
Я думала, что день уже подходил к концу, и уже почти наступила ночь, но часы показывали лишь чуть больше двенадцати.
– Дети, – встревоженно сказал мужской голос при нашем появлении.
– Здесь больше нет места, – сказал другой голос. – Это наше место. Тут хорошо. Есть еда.
– Закройте за собой дверь, – сказал первый голос. – Вы что, в конюшне выросли?
Чтобы пересилить снег, нам пришлось толкать дверь втроём. Никто не подошёл к нам помочь.
В кафе было темно, лампы не горели, большое окно на улицу было засыпано снегом. Мои глаза приспособились к такому освещению.
Возле стойки сгрудились несколько человек.
– Сьюзен! Сьюзен! – сказал тонкий голосок.
Маленький человечек подбежал ко мне и бросился на шею, целуя моё лицо. Я немного покачнулась, но не упала.
Это был Малколм.
– Я заблудился, Сьюзен, – сказал он. – Когда в школу шёл.
Я обняла его и поцеловала. Гонка-ковбоя я тоже обняла и поцеловала. Я поняла, что плачу. До этого боялась даже думать о том, что случилось с Малколмом.
– У тебя лицо красное, – сказал он.
– Ну, спасибо, – ответила я, изображая обиду.
Он промокнул бумажной салфеткой снег и слёзы на моих щеках. Я снова подумала о том, как я сейчас выгляжу, и решила, что не хочу этого знать. После того, как Малколм протёр мне лицо, я снова начала ощущать кожу.
– Это жених Лобастой, – сказала Джиллиан.
Ну и пускай дразнятся. Я опустила Малколма на пол. Мокрым рукавом я смахнула льдинки с волос.
– Сосульки ранят, – сказал Малколм. – Смотри, я поцарапался.
У него на запястьях были красные линии. Не глубокие, но смотрелось неприятно.
– Но я был храбрый.
– Конечно, ты храбрый, Малколм, – сказала я. – Твоя мама будет гордиться тобой.
Внезапно я забеспокоилась о маме Малколма. Когда это всё закончится (закончится ли?), будет очень большой список погибших. Я прижала к себе Малколма так же крепко, как он прижимал Гонка-ковбоя.
– Я знаю этих девочек, Генри, – сказала женщина, считавшая, что для нас там нет места. – Очень испорченные. Помнишь, я рассказывала тебе о них в субботу вечером? Красятся уже, в их-то возрасте!