Большое значение имела в тот момент беседа с Делором по поводу оказания нам гуманитарной и иной помощи ввиду трудного положения с продовольствием и медикаментами в СССР. Для получения и распределения гуманитарной помощи из-за рубежа к тому времени в Москве действовала специальная комиссия Совмина СССР во главе с Л. А. Вороненым. В основном помощь шла из Германии в соответствии с теми договоренностями, которые были достигнуты во время очередного визита в Москву X. Тельчика в конце ноября.
О визите X. Тельчика канцлер и Президент СССР условились еще во время парижского саммита. Речь шла о крупных партиях продовольствия и товаров народного потребления. ФРГ была готова только по правительственной линии передать нам весь стратегический запас сената Западного Берлина, 28 тыс. тонн продовольствия со складов бундесвера и бывшей НА ГДР, а также примерно 930 куб. метров различных медикаментов. Принимались меры к оказанию нам гуманитарной помощи и по линии частных организаций.
Ясно было, однако, что одних возможностей Германии может быть недостаточно, поэтому X. Тельчик настоятельно рекомендовал поговорить по этому вопросу с Комиссией европейских сообществ. Наша соответствующая просьба, подготовленная в Совете Министров СССР, встретила позитивный отклик Делора.
Но реализация ее несколько затянулась, в частности из-за наступившего вскоре обострения обстановки в Литве.
По возвращении в Москву я постарался уйти в отпуск. Сказывалось напряжение прошлых месяцев, и чувствовал я себя не лучшим образом. Поехали мы с женой в санаторий «Загорские дали», километрах в 70 от Москвы. Однако на душе было неспокойно. Казалось, успехи на внешнеполитическом направлении бесспорны. Авторитет М. С. Горбачева и Э. А. Шеварднадзе за рубежом высок. Была большая степень уверенности в том, что и намеченные на будущий год планы будут также успешно реализованы. Но не давала покоя нараставшая критика, резкое неприятие происходившего со стороны многих депутатов Верховного Совета СССР, массированные нападки на МИД СССР в печати, постоянные замечания, сыпавшиеся в наш адрес из других ведомств, прежде всего от военных. Эти атаки все более откровенно направлялись лично против Э. А. Шеварднадзе, что он, конечно, не мог остро не переживать. Очевидным для меня было, что он не получал ощутимой поддержки своих коллег в руководстве страной. На него нападали в основном консервативные депутаты и журналисты, но чем дальше в лес, тем более слышным становилось молчание и наших демократов различных оттенков. Видимо, уже тогда идея постепенного развала одной из важных центральных союзных структур представлялась некоторым из них достаточно привлекательной, чтобы не спорить со своими противниками.
Все началось в конце сентября 1990 года с истории, которая в тот момент показалась мне просто глупой. 3 сентября посольство ГДР в Москве обратилось к нам с предложением принять совместное решение о прекращении действия договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи от 7 октября 1975 года. ГДР должна была 3 октября войти в состав ФРГ, то есть исчезала как государство, а вместе с ней исчезал и партнер Советского Союза по этому договору. С будущей объединенной Германией был составлен и 13 сентября парафирован другой договор. Надо было закрыть вопрос о прежнем договоре в соответствии с нормами международного права, да и просто приличия.
Наши юристы считали, однако, что одного решения на правительственном уровне, как это предлагала ГДР, было бы недостаточно. Договор с ГДР в свое время был ратифицирован, и его прекращение должно было получить одобрение Верховного Совета СССР, тем более что наши народные депутаты обнаруживали все больший интерес к участию в решении вопросов международной политики, и МИД СССР старался по возможности действовать вместе с Верховным Советом и его органами и уж во всяком случае не давать поводов для критики в свой адрес. Об обращении. ГДР МИД доложил Президенту СССР с рекомендацией передать вопрос на рассмотрение и решение нашего парламента. Сделано это было недели за две до предстоящего воссоединения, бумага где-то «варилась» в высоких инстанциях, и, честно говоря, о ней у нас все забыли, справедливо полагая, что вопрос носит в силу объективно складывающихся условий больше формальный характер.