Правда, посольства стран ЕС в Москве нам тут же дали понять, что страны ЕС не очень хотят ссориться, что решение политдиректоров не окончательное, так как будет еще 4 февраля встреча министров иностранных дел стран ЕС, на которой вопрос будет рассмотрен заново и что по прибалтийским делам нам надо серьезно поговорить прежде всего с американцами.
Но попытка начать применять в отношении Советского Союза санкции, по сути дела, была налицо. Предпринималась она после присуждения нашему президенту Нобелевской премии, после подписания Парижской хартии, объединения Германии, договоренности в Вене о фактически односторонних сокращениях наших обычных вооружений, совместных действий против иракской агрессии в Кувейте. Это, конечно, вызвало в нашем руководстве раздражение.
Последовала серия шагов с тем, чтобы отвести столь откровенное вмешательство в наши внутренние, межнациональные дела. Сначала с английским руководством было поручено поговорить нашему послу в Лондоне, затем А. А. Бессмертных побеседовал с Бушем, передав ему личное послание Президента СССР. Послания пошли затем и в адрес лидеров ведущих западноевропейских государств. Отчитываться в Люксембург или Брюссель наш министр не поехал, пригласив представителей ЕС, если им уж так хочется, прибыть для беседы в Москву. В ответ на попытку переноса заседания комиссии по экономическому сотрудничеству СССР — ЕС мы отложили политические консультации с «тройкой» ЕС. Постепенно положение успокоилось, санкции не были введены в действие, диалог со странами ЕС возобновился.
9 февраля вместе со своим помощником В. М. Поленовым я вылетел в Будапешт. В моем портфеле лежал проект нового советско-венгерского договора. В его составлении В. М. Поленов принимал активное участие. Впрочем, он немало потрудился над составлением и других политических договоров, которые выдвигались и заключались нами в тот период, включая германские договоры.
В Будапеште самолет едва приземлился. Была почти нулевая видимость, шел густой мокрый снег.
Нашим основным собеседником должен был быть заместитель генерального секретаря МИД Венгрии Д. Мейстер. Умный, сдержанный и квалифицированный дипломат, которого я заприметил во время предыдущих поездок в Прагу и Будапешт для согласования распределения квот вооружений между странами Варшавского договора в связи с венскими переговорами об обычных вооружениях в Европе. Д. Мейстер в совершенстве владел русским языком, что делало его еще более привлекательным как партнера для переговоров по договору, который должен был как бы открыть движение по переводу наших отношений с восточноевропейскими странами на новую основу. В тот момент мы планировали начать именно с Венгрии, как с государства с наиболее устоявшимся после бурных событий 1989 года внутренним укладом. К тому же и стремление к нормализации отношений с СССР в Венгрии высказывалось наиболее настойчиво, так что это само становилось в определенном смысле внутриполитической проблемой для правительства Анталла.
Венгры хорошо приняли наш проект договора. Отмечали, что он в целом отвечает и их представлениям. Подтвердил это и министр иностранных дел Венгрии Г. Есенски, с которым у нас была почти двухчасовая беседа. Наш проект был взят за основу. Однако венгерская сторона высказала сразу же сомнения по поводу статей, касавшихся военно-политических вопросов. Д. Мейстеру не нравилось обязательство не вступать во враждебные друг другу союзы, не предоставлять иностранным государствам баз и других инфраструктур на своей территории, противодействовать агрессии против СССР, если она совершалась бы через венгерскую территорию. Обмен мнениями по этому вопросу подводил к выводу, что у Венгрии есть расчет быть принятой если не в НАТО, то уж во всяком случае в ЕС, включая будущие военные и политические интеграционные структуры сообщества.
Венгерская сторона выразила готовность искать и найти взаимоприемлемые формулировки, ей импонировала перспектива быть первой восточноевропейской страной, заключившей с нами договор нового типа и создавшей тем самым своеобразный «эталон». Переговоры продолжились в Москве в середине февраля, к существенным подвижкам по главным спорным вопросам они, однако, не привели.
Тем временем мы дали согласие на проведение встречи министров иностранных дел и обороны стран Варшавского договора в Будапеште с тем, чтобы к 1 апреля распустить военную организацию союза. Она состоялась 25 февраля. Наши бывшие союзники делали вид, что довольны, но в то же время были и несколько озадачены: сами они думали распустить военную организацию лишь к 1 июля, видимо, рассчитывая использовать каждый лишний месяц своего пребывания в ОВД для «выдавливания» у нас всевозможных финансовых и имущественных уступок.