Внезапно министр вызвал меня и сказал, что с докладом в Верховном Совете СССР выступать не будет. Президент, мол, распорядился, чтобы вопрос докладывал я. Не скажу, чтобы это очень меня обрадовало. Я подумал, что президент решил не «подставлять» пой удар своего нового, только что назначенного министра. Случись что — он не виноват. Но времени на рассуждения не оставалось. Я побежал дорабатывать текст доклада на сей раз уже «под себя».
В начале заседания Верховного Совета СССР, когда А. И. Лукьянов объявил, что докладывать будет Ю. А. Квицинский, возникла некоторая заминка. Как и следовало ожидать, с мест стали задавать вопросы, почему не выступает министр. По опыту предыдущих обсуждений можно было опасаться, что кто-нибудь сейчас начнет обвинять МИД СССР в неуважении к парламенту и выдвижении в качестве докладчиков второстепенных лиц. Тогда все дело с самого начала будет испорчено. Председательствующий, однако, среагировал быстро и точно: это просьба президента, он считает, что целесообразно поступить именно так. Вопросы из зала прекратились, и я пошел на трибуну.
Доклад был рассчитан минут на 40, в газетах он не публиковался, так что уместно воспроизвести его основные тезисы. Вот они.
«Представленные на ратификацию договоры будут во многом определять лицо новой Европы на обозримый период. Они проистекают из Глубоких перемен, кардинальным образом изменивших ситуацию в германских и европейских делах. Каждый из договоров — это закономерная реакция на тот огромный комплекс проблем, которые были поставлены процессом объединения Германии. Все эти договоры в своей совокупности необходимы для обеспечения жизненно важных позиций и интересов Советского Союза в новых условиях. Все они нужны для того, чтобы вписаться в нарождающиеся принципиально новые структуры сотрудничества в Европе и в мире в целом. Все они нужны для обеспечения благоприятных внешних условий нашего движения вперед по пути реформ.
Должен заметить с самого начала: идеальных договоров не бывает. Договор — всегда баланс взаимных интересов, шагов навстречу друг другу, компромиссов во имя главной цели. Исходя из этого, хочу со всей убежденностью сказать, что на германском направлении в сложившихся реальных условиях нашей внешней политикой была проделана уникальная по своему характеру и сжатости имевшихся в распоряжении сроков работа.
На подступах и в ходе самого германского урегулирования мы ощущали, разумеется, не только всю сложность вопросов политического, экономического, военного, социального характера, но и заостренность восприятия этой проблемы со стороны советской общественности. Да и могло ли быть иначе? Речь шла о германском вопросе. На протяжении полувека Европу и мир потрясли до основания две войны, которые по своей жестокости, невиданным человеческим жертвам и масштабам разрушений, казалось, были началом движения человечества к всеобщему апокалипсису. Эпицентром обеих этих войн была сначала кайзеровская, а затем гитлеровская Германия.
Расколотая в результате разгрома фашизма Германия могла стать детонатором третьей и, очевидно, последней в истории людей войны. Известно, что все прорабатывавшиеся в НАТО сценарии вступления в нее начинались с «беспорядков в ГДР и Польше», которые влекли за собой, по прикидкам на Западе, вмешательство советских войск, затем втягивание в конфликт бундесвера и т. д..
Об этом нелишне вспомнить, потому что в памятную всем осень 1989 года в теперь уже бывшей ГДР начались опасные, неуправляемые процессы. Кое-кто до сих пор еще склонен полагать, что их можно было остановить. Не хватало, мол, только решимости защитить исторические завоевания советского народа и силой заставить немцев продолжать жить в условиях раскола. Не буду говорить не только о нереальности таких рассуждений, но и о несовместимости политики нового мышления и перестройки с таким подходом к праву других народов устраивать по своему выбору собственную жизнь. Выражу лишь удовлетворение по поводу того, что события 1989–1990 годов не привели к трагическому исходу. Они привели к заключению серии договоров, отразивших новую реальность, создавших новые гарантии того, что германский вопрос не станет источником беспокойства для всех европейцев.
Как смотрится германский вопрос на фоне достигнутого в 1990 году пакета урегулирований?
После поражения в первой мировой войне, как бы в утешение за позор в Дерсале, немцам была дана возможность искать компенсацию понесенных потерь на востоке Европы. Восточноевропейские границы были оставлены без гарантий. Это в конце концов привело ко второй мировой войне, новому поражению Германии, Ялте и Потсдаму. Ялтинские и потсдамские документы, однако, вновь оставляли во многом подвешенным вопрос о восточных границах Германии. Даже после заключения Московского договора 1970 года ФРГ, как мы помним, продолжала не только ставить вопрос о восстановлении единства немцев, но "и открыто заявляла, что бывший германский рейх юридически продолжает существовать в границах 1937 года. Разумеется, такие заявления не оставались без должного отпора с нашей стороны, но тему эту немцы тем не менее сознательно «держали под напряжением» из-за нерешенности своего национального вопроса.