— Тебе было проще! Ты знала, что я игрок, а я про тебя нет! Ты могла выбирать и планировать, а я был пешкой! — Вправду думаешь, что мне было легче? — спросила Корнеева, и лицо ее смеялось, сморщилось.
Внезапно я понял, что она имела в виду. Для каждого — своя игра, так сказал Марк. Если бы мой выигрыш зависел от другого человека, если бы я знал, что кто-то погибнет, чтобы я победил, разве стал бы пытаться!
Или все же?…
— Почему ты хочешь умереть? Ты выиграла. Надо выиграть хотя бы одну игру и…
— Оказалось, есть суперигра, — крикнула Корнеева, и ее круглые глаза стали еще больше. — Если хватит мужества сыграть, присоединишься к Нему! Если нет, откажешься, Он явится за тобой и сожрет твою душу!
«Кто?» — хотел спросил» я, но это было излишне: все ведь понятно.
Тот, у кого карты крапленые. У кого ложка всегда длиннее.
Кого не переиграешь, как ни старайся.
Я не знал, что сказать, но Корнеева и не ждала моих слов.
— В детстве мы прыгали в траву с крыши гаража. А еще в снег с недостроенной двухэтажки. Летишь вниз — и дух захватывает! Не вce решались, но я всегда прыгала. И сейчас прыгну. Я сыграю!
Дверь на крышу с треском распахнулась, послышались грохочущие шаги и голоса.
Корнеева посмотрела туда и улыбнусь.
— Нет! — закричал я и рванулся к ней.
— Да! — громко сказала она и опрокинулась навзничь.
Спустя несколько часов я лежал в своей комнате, уставившись в потолок. Липатов тихо сидел в углу. Поначалу он пытался расспрашивать меня, но потом понял, что это бесполезно, и отстал.
Тело Корнеевой увезли. Полицейские поговорили, с кем хотели, и тоже уехали, вместе с журналистами. Никто ничего не мог сделать, никто ничего не знал.
Кроме меня.
Пятнадцать минут назад мне позвонили. Я поднял трубку и услышал голос. Искажений, звучащий глухо и словно из глубины колодца, но на этот раз вполне узнаваемый. Женский. Да не просто женский.
— Третья игра, — произнесла Корнеева.
— Выиграла и присоединилась к Нему?
— Сейчас двадцать ноль-ноль, — не слушая меня, говорила Корнеева или то существо, каким она стала. Кто-то, забравший себе ее голос. — Финальная игра продлится два часа. В десять вечера все закончится либо победой, либо поражением. Это прятки. Ваша задача — спрятаться за это время так, чтобы вас не нашли. Удачи.
Я не собирался прятаться: можно ли скрыться от Сатаны? Разве что в церковь пойти. Но церкви, наверное, ночью закрываются. В принципе, я сумел бы пробраться, но не видел смысла: во-первых, я неверующий, а во-вторых, бесполезно. Допустим, я каким-то чудом переиграю нечистого. Потом мне предстоит суперигра, а к ней я не готов. Не хочу ни присоединяться, ни отдавать душу на растерзание.
Навалилась апатия, сил не было даже руку поднять. К тому же я, видимо, простудился — била дрожь, тело ломило.
— Пойду поем, — сказал Липатов. — Жрать охота. Почти девять уже. Потом и двадцатый схожу. — В двадцатом блоке почти каждый вечер играли в карты. Ты, может…
— Нет.
Липатов ушел. Скоро девять вечера. Значит, остался примерно час.
Я достал сотовый, полистал телефонную книжку, нашел номер Марка. Думал, в памяти его не окажется, но ошибся.
— Слушаю, — прозвучал холодный голос.
— Выиграть нельзя, — сказал я. — Это обман. И я скоро умру, как Корнеева. Зачем ты заманиваешь людей на смерть?
— Ты сам согласился, — напомнил Марк. — Мог и отказаться, тебя не заставляли. Сам же хотел популярности, легкой жизни, денег, любви и уважения, надеялся все это получить.
— Ты ничего толком не объяснил.
— Надо думать головой, задавать вопросы, чтобы понять, поднимешь ты этот вес или нет. — Марк вдруг негромко засмеялся, а потом проговорил усталым голосом: — Годы идут, десятилетия пролетают. Века. Телеги и повозки на дорогах сменились автомобилями, письма стал и писать в телефонах, придумали Интернет, но природа человека неизменна. Все так предсказуемо и скучно.
— Кто ты? спросил я, хотя вопрос был глуп, а ответ — очевиден.
Марк повесил трубку.
Мне вдруг стало страшно. Я думая, что уже перегорел, но, как выяснилось, страх был жив. Вскочив с кровати, я заметался по тесной комнатке, ища, куда спрятаться.
Не придумав ничего лучше, забаррикадировал дверь письменным столом, задернул плотные шторы, забрался в стенной шкаф. По-детски, но что еще я мог сделать? Никаких идей в плавящуюся от температуры голову не приходило.
Половина десятого. Без четверга. Без десяти. Скоро где-то скажут: «Я иду искать!» Двадцать один пятьдесят пять.
В шкафу было тесно, пахло пылью и дешевой туалетной водой Липатова. Голова кружилась. Возможно, мне все это лишь мерещится? Может, я заболел, лежу сейчас в кровати в температурном бреду и ничего этого не было: вечеринки, Марка, игр. Все сон. Только сон.