Что касается второй, военной, ветви, она уже много лет назад оторвалась от своих корней в Долине. После ухода в отставку Старый Полковник, отец Полковника, поселился в пригороде Сан-Диего. Один из трех его сыновей, Майк, кончил тем, прости Господи, что поселился в Эл-Эй, в самом брюхе этого зверя. Второй сын, Ли, любимец семьи (сейчас его уже нет в живых — разбился десять лет назад во время испытательного полета на экспериментальном самолете), жил в Мохаве, около базы ВВС «Эдварде». А он, Энсон III, самый старший из трех мальчиков, суровый, прямой и справедливый, когда-то называемый Молодым Полковником, чтобы отличить его от отца, оказался здесь и безмятежно проводил дни на прекрасном ранчо высоко в горах около Санта-Барбары. Странно, очень странно иногда все складывается.
С широкого крыльца главного дома Полковнику открывалась вся панорама местности. На переднем плане уходил к югу ряд холмов, дальше и ниже виднелись выложенные красной плиткой крыши Санта-Барбары, а за ними — темный океан. В ясные дни вроде сегодняшнего можно было разглядеть даже Нормандские острова. В западном направлении видны были несимметричные вершины низких гор на побережье, вплоть до Вентуры и Окснарда, а временами на горизонте возникало серовато-белое облако смога, клубящегося в небе над Лос-Анджелесом, до которого отсюда было девяносто миль.
Сегодня, однако, никакого серовато-белого облака в той стороне не было. Над зоной пожара поднимался к небу огромный коричневато-черный столб — поднимался, как казалось Полковнику, из района Мурпарка или Калабасаса — в общем, откуда-то из этих растущих как грибы пригородов, которые тянутся вдоль шоссе 101 на всем пути в Лос-Анджелес. Натыкаясь на какое-то препятствие в верхних слоях атмосферы, дым растекался в горизонтальном направлении, образуя неровную грязную линию.
На таком расстоянии сам огонь увидеть невозможно, даже с помощью полевого бинокля. Однако Полковник вглядывался до рези в глазах и почти уверовал в то, что в центре этой ужасной дымовой завесы различает вздымающиеся к небу ярко-красные языки пламени, но в глубине души понимал, что это всего лишь игра воображения. Дым — да. Но не огонь.
Но и дыма хватило, чтобы пульс у Полковника участился: «Такой огромный клубящийся султан — наверно, пламенем объяты целые маленькие городки, из которых, собственно, и состоит Лос-Анджелес. А как же Майк? Ведь он живет в самом центре города. Быть может, огонь прошел стороной? — Полковник потянулся было к мобильнику, висящему у пояса.— Но ведь Майк, кажется, всю последнюю неделю провел в Нью-Мексико. Прочищал мозги, бродя в полном одиночестве в каком-нибудь забытом всеми глухом уголке резервации навахо. Раз или два в год ему это определенно необходимо. Так или иначе, но когда разгорался пожар наподобие этого, Майк всегда принимал участие в работе добровольной пожарной службы. Если он уже вернулся из Нью-Мексико, то наверняка сейчас кружит над зоной огня на каком-нибудь хрупком маленьком самолете. Позвонить ему нужно обязательно,— подумал Полковник.— Но, скорее всего, трубку снимет Синди».
Перспектива разговора с женой брата не радовала Полковника. Синди казалась ему слишком дерзкой, слишком эмоциональной, слишком, черт возьми, «не такой, как все». Она говорила, и действовала, и одевалась, и думала, точно какая-нибудь хиппи, и все тридцать лет своей жизни прожила, как будто выпав из времени. Полковник и представить себе не мог, чтобы кто-то вроде Синди стал членом их семьи, и он никогда не скрывал от Майка своего отношения к этому. Что, естественно, создавало между ними определенные проблемы.
По всей вероятности, Синди тоже нет дома, решил Полковник. Без сомнения, все в панике бегут из города — сотни тысяч людей заполонили расходящиеся во всех направлениях скоростные трассы. Большинство наверняка едет в сторону побережья Тихого океана, если только они не оказались отрезанными от него случайной ветвью огня. Бог да сжалится над ними! Можно представить себе, что сейчас творится в центре Эл-Эй и на его окраинах.
И все же как-то так оказалось, что Полковник держит в руке мобильник и набирает номер телефона Майка. Он просто обязан ему позвонить, дома брат или нет. Даже если ответит Синди. Он должен сделать это.
Там, где чистенькие улицы и площади пригорода заканчивались, открывалось огромное пространство, заросшее травой, опаленной долгим сухим летом до цвета львиной шкуры. Дальше шли горы, а между луговиной и горами пылал огонь, еще один ужасающе огромный красный гребень, над которым клубился вонючий черный дым. Он охватил уже сотни акров, может быть, даже тысячи. Майку приходилось слышать, что сотня акров горящих кустарников выделяет столько же тепловой энергии, сколько самая первая атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.
Сквозь потрескивание радиостатических помех прорвался голос линейного руководителя операции, парящего в своем вертолете с прозрачным куполом:
— «ДС-3», кто ты?
— Кармайкл.
— Мы пытаемся сдерживать огонь с трех сторон, Кармайкл. Ты заходи с востока, позади парка у ранчо Портер. Усек?
— Усек,— ответил Кармайкл.
Он полетел низко, на высоте меньше тысячи футов, и хорошо видел все происходящее: лесорубы в твердых касках и оранжевых рубашках спиливают горящие деревья и толкают их в сторону в огня, бульдозеры срезают кусты перед очагом пожара, рабочие копают рвы на пути огня, вертолеты поливают отдельные участки пламени.
Уходя от столкновения с одномоторным наблюдательным самолетом, Майк поднялся на пятьсот футов и потом еще на столько же, чтобы не мешал дым и воздушные вихри, поднимающиеся над очагом пожара. С такой высоты зона пожара походила на протянувшуюся с запада на восток кровавую рану, причем на западном конце она была значительно более широкой.
К востоку от того места, где заканчивался очаг пожара, он увидел округлой формы участок выжженной травы, площадью около ста акров. Точно в центре этого участка стояло что-то, отдаленно напоминающее гигантский алюминиевый стог, высотой с десятиэтажный дом. На значительном расстоянии от таинственного объекта располагался кордон военных машин.
В голове у Кармайкла все поплыло.
Это и есть НЛО, догадался он.
Говорили, что корабль появился этой ночью откуда-то с запада. Он точно метеор пронесся над океаном, потом над Окснардом, Камарилло и западным концом долины Сан-Фернандо, оставляя за собой след пламени и выхлопами двигателей выжигая траву. А потом он мягко приземлился вон на той маленькой площадке и погасил огонь вокруг себя, ничуть не заботясь о пожарах, которые оставил позади. И Бог знает, что за создания вылезли из него и теперь шатаются по Лос-Анджелесу.
Мог ли кто-нибудь предполагать, что, если НЛО когда-нибудь объявятся в открытую, они приземлятся именно в Эл-Эй? Может, они выбрали это место, потому что часто видели его по телевизору? Судя по рассказам, те, кто летает на НЛО, внимательно отслеживают наши телевизионные программы. А Лос-Анджелес появляется на экране чуть ли не в каждой второй передаче, вот они и вообразили, будто это столица мира, самое подходящее место для первого приземления. Но почему, недоумевал Кармайкл, эти сволочи не могли выбрать другого времени, кроме самого пика сезона пожаров?
Он снова вспомнил Синди, ее увлечение всеми этими НЛО — она зачитывалась книгами о них, и в голову ей приходили самые невероятные идеи. Однажды ночью, когда они отдыхали в высокогорной деревне каньона Кинге, она смотрела на звезды и пыталась представить себе, какие существа, должно быть, живут там, на звездах.
— Мне хотелось бы увидеть их,— сказала она.— Мне хотелось бы поближе познакомиться с ними и узнать, о чем они думают.
Она верила в них, по-настоящему верила.
Она знала, действительно знала, что в один прекрасный день они придут.
Не с Марса, конечно,— даже дети знают, что на Марсе жизни нет,— а с планеты под названием ГЕСТЕГОН. Именно так — прописными буквами — она всегда писала это слово в своих маленьких поэтических отрывках, которые валялись по всему дому. И даже когда она произносила его вслух, то всегда делала это подчеркнуто выразительно. По отношению к Земле ГЕСТЕГОН находится на другом уровне существования, и жители ГЕСТЕГОНА превосходят людей в интеллектуальном и нравственном отношении. В один прекрасный день они материализуются из небесной голубизны прямо среди нас и наведут порядок в нашем бедном, несчастном мире.