Хаос медлил с финальным ударом. Димп приоткрыл один глаз, откачнулся… Смерч колыхался в нескольких сантиметрах, объятый невидимой, но идеально прочной пленкой, что бугрилась под давлением Первозданного, перекатывалась маслянисто угольными глыбами… Сработала чья-то защита.
Тишина. Безумная тишина.
Димп приподнялся на локтях. Он умер? По правую руку скрипнули крепления — то ли кашляя, то ли постанывая, из гравитранспорта вывалился Гранатов на пару с дверной мембраной. За ним последовал окровавленный Дэм, цедящий невнятные проклятия. Покрытая многочисленными царапинами Эдэя, Сергей с дочерью на руках… Через мгновение они присоединились к Охотнику, с трудом поднявшемуся на ноги.
Он хмурым взглядом смерил дистанцию между ними и собой; четверо встали обособленной группой… Точно негласно поделили островок действительности на неравные части, размеры которых Николай зрительно измерил три раза. И повернулся лицом к тому, что, вне всяких сомнений, находилось ближе родни.
Антрацитовая стена.
Вопросы возникали и гасли, сметаемые остатками веры. Зачем он встал спиной к спасенным? Телу нестерпимо больно…
Молчание.
— Так и гибнут миры, — к собственному изумлению, прохрипел Дэм. Никто не ответил. Только спустя бесконечность напряженность момента разорвал оклик Эдэи.
— Ник. — Она говорила тихо, выдавливая слова. — Все зависит от тебя.
На нее посмотрели — все, за исключением Николая. Он лишь чуть повернул голову, рассматривая иглу уцелевшей травинки — последнего стража перед угольным занавесом.
— Ты слышишь, Ник?
Хотелось выплеснуться в крике, схлестнуться слово на слово. На задворках сознания прозвучал тихий смех Варианта. Димп послушно кивнул:
— Почему? — единственный пришедший на ум вопрос. Глупо… и тоскливо.
— Хаос. — Эдэя усилием воли отстранилась от плеча Сергея. — Обрати вспять. Ты сможешь.
Николай вздрогнул: правда ширилась — копала глубоко, перемалывала. Нет! Скрыться, ускользнуть… Лавина боли грозила затопить мозг.
Мотнув головой, Охотник приказал себе не думать. Невелика потеха — быть раздавленным истиной.
— Откуда знаешь? — прошептал он. — Откуда ты знаешь, что я могу?
— Что происходит? — Гранатов силился не упустить из рук нить понимания. Одним пристальным взглядом Дэм попросил его заткнуться.
— Твоя Сила — спасение. — Эдэя побледнела. На ее глазах Николай терял надежду. — Пройди дверь и верни Средоточию уничтоженное Хоором.
Николай развернулся — столь резко, что даже творениям Импульса показался смазанным вихрем.
— Просишь сдохнуть?!
— Посмотри. — Женщина окаменела. — За твоей спиной смерть, которой плевать на всех кроме тебя.
— Уверена? — Рот свело судорогой, ухмылка вышла оскалом — Прям точно знаешь…
Внезапно снизошло спокойствие. Плотина рухнула, и откровения растеклись половодьем. В это краткое мгновение Николай еще оставался живым.
— Даже двери приспособила?
— Иначе до первоисточника не добраться. — Эдэя едва заметно покачнулась. — Хаос блокирован щитом. Но тем, кто держит щит, осталось недолго…
— Конечно, — непонятно сказал димп. — А хочешь фокус? Следи за движением руки: иди в жопу. У меня есть выбор…
— Но… — Эдэя отшатнулась. Впервые за сотни лет не просто испугалась, а почувствовала дикий ужас. Близость краха разбила хваленую мощь интеллекта. — Как же… Ведь все точно… Ты должен… — Она притиснула к губам ладонь.
Пустота и падение. Николай сгорбился. До конца ли нагнула правда? Вариант прав — Эдэя проделала титаническую работу. Суть замысла обрушила реальность, замыкая намеки, нестыковки, странности мира в круг событий.
Марионетка.
Тьма — везде. Сожрет и не подавится. Нет света, радости, боли и ярости. Все ушло, отступило… Он взглянул на останки неба… Она вела его через тысячи пропастей, творя необходимую силу. Когда он улыбался, повод для улыбки подсовывала она; когда утопал в боли и ярости — причина в ней же. Какая тотальная глубина… Так мастер использует тысячи уловок, чтобы огранить камень.
Неожиданный приступ смеха при виде решительного лица Гранатова едва не добил Охотника: элемент массовки полагал себя личностью.
— Позвольте. — В Сергее проснулся врач. — Истерика…
— Нет! — Эдэя едва не сорвалась. — Не прикасайся к нему.
— Ста… — Николай подавился. — Ста… Статисты, — выдавил он. Смех обрезало.
Тягучая волна режущей музыки прозвучала где-то за рамками. Накатывала, давила… Как полагается. Николай вспомнил сотни лиц умерших — близких, далеких, незнакомых, родных и тех, кто родился по ошибке…
Тэо. Охотника затошнило. Он сделал шаг к Эдэе, заставив Дэма напрячься.
— Мать, Тэо… Их за что? — Он вдруг увидел глаза Татьяны, полные детского ужаса, — безошибочных ход.
— Я… — Эдэя повела руками, точно искала опору.
Охотник распрямился под ударом бэргов; контуры его тела полыхнули радугой и начали двоиться. Сверкнули, обжигая сетчатку…
Эдэя не отвернулась. Ступая на порог, Николай оглянулся: слова закончились… Он полыхнул взрывом красок и растворился в пейзаже разрушенного Мега. Точка. Без перехода тьма, мрак, Хаос схлынули — опали, исчезли, перестали существовать. Лишь груды обломков — немые свидетели.
— Все? — процедил Дэм.
Эдэя повернулась к семье, и люди отшатнулись. Лицо женщины исказилось в диком беззвучном крике, тело сотрясалось в рыданиях без слез — еще мгновение и разорвется. Она ударила кулаками тень, видимую только ей… И еще раз…
Дэм не шевельнулся:
— Ты действительно растянула формацию на всю его жизнь?
— Не… убивала… — Крик Эдэи напоминал вой. — Слышишь?!
— Кто-нибудь мне объяснит? — Недоумение Гранатова выглядело забавным. И не смешным.
— Да. — Дэм уходил. — Вас только что спасли. Радуйтесь.
— А Ник?
Эдэя рухнула на бетон.
Двери. Привычный вид. Номер «4» — холодная и притягательная. Николай, раздвигая перемалывавшие тиски, продвинулся к дверной створке. И тут заметил их — самое невероятное в безумии небытия. От неожиданности позабыл о снедавшем пламени. Боли нет, она привычна, а вот четверо…
Стоя в кругу, туманные фигуры держались за руки. Трое мужчин и женщина — смутно знакомые образы из прошлого. Они пристально наблюдали за ним, а значит у него начались первые галлюцинации. Николай прикоснулся к дверной ручке. Махнул рукой, отгоняя видения, и рывком открыл проход.
Рвануло не сильно. Незаметно, по-дружески. Легкий толчок в спину, и он среди ничего — материи без материи, островков реальности… Откуда-то справа резким наплывом возникло гигантское лицо, отчетливо звякнул колокольчик. Вскрикнул ребенок… Звук набатом полоснул Николая, заставив прозреть. Перед ним красовался мягко пульсирующий шар Средоточия.
«Действительно одуванчик». — Димп напрягся. Совокупность миров деформирована, несколько лучей разъедены тьмой, по кавернам к ядру стекает семицветье. А в равномерном течении цепочки генов-законов под давлением радуги выбито звено… Хоор постарался на славу.
Но думать некогда. Ничто поглощало гостя; растаскивало по кусочкам энергии — питалось… Николай зафиксировал ленты хаоса, атаковавшие ядро. Истинная пустота явилась по воле бэргов — «одуванчик» дрогнул, всколыхнулся и принял форму, уготованную законами. Мертвые лучи возродилась — живое Средоточие не терпело пустоты.
Остатки бэргов канули в небытие…
Опустошитель справился. Искра сознания припомнила имя — Николай Рос… Не доставало сущего пустяка — коснуться легкого пуха Средоточия и вернуться назад… Туда, где тепло.
Холод. Свет гаснет…
Николай потянулся к жизни — уподобился комете, чья яркая игла истончалась с каждой секундой полета.
Осталась немного…
Между последней искрой, некогда бывшей димпом, и одуванчиковым полем пролегла непреодолимая частица расстояния.
Костлявая настигла.
И Ника не стало.