Прикрыв глаз, Элмерик перешёл на истинное зрение. Холм и колодец выглядели обычными, а о том, что позади, он старался не думать. Может, ему вообще почудилось?
Пройдя ещё десятка два шагов, он убедился — нет, не почудилось. Кто-то крался по пятам и дышал ему в спину. И ладно, если и впрямь мертвец. А что, если Лисандр?
Сердце заколотилось, как бешеное. Больше всего Элмерику хотелось броситься бежать со всех ног, спрятаться за оградой. Но тогда преследователь поймёт, что его обнаружили и может напасть. Пусть уж лучше следит исподтишка.
Дойдя до колодца, бард сбросил ведро и повернул скрипучий ворот. Одной рукой это было делать не так-то просто, но перемазаться в птичьем помёте ещё больше ему не хотелось. Тем более что вторая рука могла понадобиться для защиты: пальцы сами собой сложились в щепоть для отбрасывающего заклятия. Сохранять невозмутимый вид становилось всё сложнее. Цепь слишком медленно ползла вверх, наматываясь виток за витком. Мышцы ныли, всё тело охватила нервная дрожь. Элмерик упёрся коленом в колодезный сруб, и дело пошло быстрее. Закрепив цепь, он ухватил ведро за ручку и потянул на себя, но второпях оступился. Сапоги вмиг разъехались на льду.
Хватая ртом морозный воздух, бард начал неловко заваливаться назад. Ох, только бы опять не сломать чего-нибудь! Он зажмурился, смирившись с неизбежным падением и ожидая удара, но вдруг чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и рывком поставили на ноги.
— Эй-эй, осторожнее!
Услыхав знакомый голос, Элмерик напрочь забыл о предупреждениях. Резко — аж шея хрустнула — обернулся и остолбенел: ох, и правда мертвец!
Сердце ухнуло в пятки, крик застрял в горле, ведро выпало из рук и вода разлилась на землю, окатив штаны до колен, но всё это было уже не важно. Потому что рядом стоял Мартин.
Несколько мгновений бард ловил ртом воздух, а потом вдохнул и завопил так, что у самого в ушах зазвенело.
Ох, права была Розмари. Она часто оказывалась права. Только поздно: он уже обернулся. Теперь беды не избежать.
Мартин закрыл ему рот ладонью, а потом, хорошенько встряхнув за плечи, развернул к себе:
— Да не ори ты. Это всего лишь я.
В истинном зрении старый приятель (или всё таки упырь, занявший его тело?) выглядел не лучшим образом: бледное лицо отливало синевой, на левой щеке алели царапины, воспалённые глаза налились кровью, а на шее виднелся багровый, как у висельника, след. Плечи укрывал тот самый плед, который Мартин оставил лианнан ши (ну, или какой-то очень похожий). Проклятие, лишающее радости даже смотрящего, всё ещё было на месте, только теперь пульсирующий чёрный туман пронизывали иглы льда, похожие на заоконную изморозь. А в воздухе витал сладкий яблочный аромат — такой неуместный для этого времени года.
— М-м-мартин… — Элмерик не узнал собственного голоса: он заикался, прямо как Орсон в худшие дни.
Стуча зубами от страха, бард поднял руку в охранном жесте. Так, спокойно. Он многому научился у Соколов и к тому же знает истинное имя упыря:
— Оставь меня в покое, Мартин! Уходи, откуда пришёл!
Несмотря на все злоключения, помирать прямо сейчас Элмерику не хотелось. Глупо было бы не дожить до конца года лишь потому, что любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Тем более что колдовской год обычно считался как раз от Самайна до Самайна, и до праздника оставались считанные дни…
Улучив момент, бард вывернулся и со всех ног рванул в сторону дома, то и дело оскальзываясь на талом снегу и чертя в воздухе защитные фэды (от спешки те получались криво). Позади ему чудились хлопанье крыльев и карканье ворон. Тьма бежала за ним по пятам, а до спасительной изгороди под защитой каменного круга было ещё далековато. Как только последний луч солнца погаснет в небесах, обещание, данное Каллахану, будет нарушено. Тогда ни обереги, ни заклятия — ничто не поможет. У нарушенного гейса цена одна — жизнь.
Он успел перемахнуть через изгородь за миг до наступления темноты, развернулся и размашисто начертал в воздухе печать против нежити. На этот раз получилось: огненные линии вспыхнули, перегораживая Мартину путь. Может, мельница и была под защитой Каллахана, но так было спокойнее. Такую печать ни один мертвяк не смог бы пройти.
Искрящиеся линии слепили глаза, и Элмерик не сразу заметил, что Мартин стоит совсем рядом — по ту сторону ограды. Можно руку протянуть — и коснёшься. Языки пламени плясали в его зрачках, а в ночной тиши слышалось тяжёлое дыхание. Их разделяли только печать и хлипкий забор, потемневший до дождей и времени…