— Что празднуем?
Интонация прозвучала неприятно, потому Новак даже не стал реагировать, хотя обращались явно к нему, напульсник аж завибрировал.
Второй глоток пошёл лучше, мягкое прохладное односолодовое тепло ушло вниз по пищеводу так, как не уходит при проклятом микрограве.
— Я тебя, дылда, спрашиваю. Чо празднуем?
Бармен молча покосился, мол, если что, я его мигом.
Новак только головой покачал. Да мы и сами с чудесами.
— Не заметно? Возвращение.
И только тогда развернулся всем корпусом, отставляя стакан.
Над ним возвышался, покачиваясь, тот самый зеленолицый пакс. Надо же, какое совпадение.
— Тебе бы тоже принять, земеля, коли уж сюда занесло, — хмыкнул Новак, уже скучая по оставленному на стойке. — Я не знаю, что за муха тебя укусила, но во время снижения ты так-то не шумел.
— Тебе смешно, да? Сам-то далеко от Матушки собрался? Думаешь, хорошо устроились и гори всё огнём?
— Э, братюнь, остынь, или я тебя отсюда выставлю, пнятна?
Это всё-таки подал из-за спины голос гнусавый бармен.
— Погоди, у земели есть ко мне претензия. Давай разъясним, не вопрос, у меня на то полно времени.
Бармен пробубнил себе под нос что-то вроде «только начните мне тут мебель бить» и ушёл обратно к себе в угол дальше втыкать в виртпанель. Вот и молодец.
Земеля же всё пыжылся, пытаясь восстановить дыхание за потным забралом. Наконец, считанных полминуты спустя ему это всё-таки удалось:
— Вам тут всё равно, что внизу творится?
— Нам? Хорошо, давай разберёмся. Вот ты скажи, тебя волнует доза, которую парни получат, набивая здесь, на Муне, для вас, для Матушки очередную канистру тригелия?
— К-какую ещё дозу?..
— Радиоактивную. Биологический эквивалент рентгена. В миллибэрах, ежели наразвес. Ты вообще в курсе, что тригелий и сам фонит, и поступает из реголита почему-то исключительно пополам с радоном. И парни на комбайнах почитай всю смену у самом припёке сидят, через стеночку от бака, то есть сантиметрах в десяти, тебя волнуют их проблемы?
— А тебя, дылду, можно подумать, волнуют?
— И меня не волнуют, — легко согласился Новак, отворачиваясь к стойке и хлопая перчаткой по соседнему сиденью. — Да ты не маячь, присаживайся, выпей чего, мой тебе совет, сразу полегчает. Я ж видел, как тебя полоскало.
Надо же, послушался, сел, остывая.
— Не понимаю я вас, внешников. Вы всё время такое лицо делаете, будто вы тут типа элита, и вам насрать на всех остальных.
— Это ты зря, мы можно сказать самый незлобливый и общительный народ во всей Сол-системе. Кого хошь, вон, у бармена спроси, всякий тебе подтвердит. А что лицо такое строим, так извиняй, как ещё на твои выкрутасы на борту было смотреть? Я и сам таким когда-то был, потому и смешно. Не ржать же мне с тебя в голосину, вот и сделаешь лицо построже, глядишь, и попустит.
— Это не повод так безразлично относиться к чужим бедам.
— Согласен. Но я считаю так. Вон бармен здесь работает, я тоже можно сказать командировочный, ты, поди, на Муну не развлечения ради пожаловал. Все трудятся в меру способностей, у всех контракт, своя задача, свои проблемы. Не хочешь — не берись, а чего нюни ныть? Обрати внимание, ну объявили по Кабеусу чрезвычайку, и чего? Никто не бегает, волосы на себе не рвёт. Когда пятый купол рванули шайтаны, на Муне кто-то плакал, заходился? Собрались, шайтанов отловили, купол восстановили, покойников со стен соскребли, упаковали и отправили к Матушке. Или когда там внизу порешали «СпейсИкс» разукрупнять, корпоративный монополизм, мол, хотя ну был «СпейсИкс», стал «Маршиан текникс» да «Лунар текникс», какая разница, кто-то ныл? Нет, все делали своё дело, каждый на своём месте. Или менял контракт. Почему на Матушке всё не так, что все там постоянно ноют?
Собеседник натужно пыхтел, пытаясь хлебнуть пива через клапан. Во дурак ты, земеля, надо было сидр брать, при мунном тяготении с пивом одна морока, да и дрянь оно тут, как и всё местное. Впрочем, сидр тоже был ужасен. Новак сделал ещё небольшой глоток — односолодовый заканчивался, надо бы ещё поцедить, а, чёрт, гуляй рванина, махнул бармену повторить, однова живём — и тут же знакомая мысль: на Матушке поди в еде и напитках лучше, чем где бы то ни было понимают, вот чего-чего, а этого у них не отнимешь.
— Вам тут, наверху, легко рассуждать. С Матушке большинство никуда деться не может. Живёт, как получилось, работают, где дают. И если дают.
— Что, и вменённый доход не помогает?
— Ты странный. Чему он поможет, не потратить ты его не имеешь права, остаток сгорает каждые две недели, а на что ты его истратишь? На ту же еду-одежду да и всё.