Безумие, какое-то безумие.
Люди, крошащие друг друга из-за банальной воды и чёртовых иммунных ограничений.
Что стало с Матушкой за то время, пока его не было дома?
Новак покачал головой.
Надо же, он назвал Землю «домом». Смешно. Смешно и горько.
— Но вы же понимаете, что если этот хаос выплеснется сюда, а он обязательно выплеснется, никакая ваша хлорелла не поможет.
Курт кивнул и засобирался.
— Вот потому я вас так быстро и покидаю, Лео. Отдыхайте, набирайтесь сил, пока есть время, нам всем предстоит немало потрудиться.
XXI. 40. Соратник
Со стороны побережья снова надвигалcя шторм, но не это беспокоило. Порывы пропахшего гнилью водорослевых матов ветра здесь, на твёрдой земле уже не представляли собой никакой опасности. Ну промочит тебя снова, обычное физическое неудобство не шло ни в какое сравнение с той угрозой, какую представляли порывы ветра посреди колышущегося под тобой моря.
Вот когда ненадёжная пузырящаяся сероводородом опора может в любой момент разойтись под твоими мокроступами, то поневоле начинаешь прислушиваться к каждому дуновению.
Фигура долговязого мужчины, замершего у обрыва каменной гряды, невольно покачнулась в такт незримому прибою. Влево-вправо, морская качка преследовала морехода даже на суше.
Ну, полно. Фигура отошла от края, спустившись ниже.
Что-то сенатор задерживается. Или того хуже — решился сменить полётный маршрут.
Опреснительная станция — в паре тиков западнее, над ней бесполётная зона, но на восток бери сколько угодно. Вот это беспокоило куда сильнее.
Фигура повела головой из стороны в сторону, как радаром. Неловко выйдет, если весь этот путь сюда был проделан зря.
Пантеллерия осталась в сорока километрах на северо-восток отсюда, финальный переход народов моря во времена карфагенского расцвета, пограбить и назад, однако в наше время за двое суток преодолеть этот участок без поддержки с воздуха, скрываясь от патрульных дронов — уже само по себе подвиг. Сколько народу здесь утонуло в попытке перебраться на тот берег. Моторные лодки завязали меж смыкающимися водорослевыми просветами, рвались об острые края частых здесь скальных выступов борта «зодиаков», да если кто и добирался, не перевернувшись в очередной шторм, любой нарушитель крупнее чайки отслеживался на подходе, а там уж держись.
Со времён начала Войны за воду стрельба на этом берегу не переставала даже несмотря на её формальное окончание, оставаясь своеобразным эхом затянувшегося конфликта, в котором все были против всех и все — сами за себя. Люди продолжали гибнуть даже не от рук других людей, пусть отупевших от бесконечной и бессмысленной мясорубки, но гибли автоматически, руководствуясь хладнокровными безжалостными алгоритмами защитных систем.
В теории, гашетку в итоге прожимал, принимая решение, живой человек, но это в теории.
И никому, никому из несчастных беглецов за все эти годы не пришло в голову двигаться не на север, к чёрным стенам далёкого и такого вожделенного для них Мегаполиса, а в обратную сторону, навстречу солёной пыли мёртвой Сахары.
Но перепачканная в подсыхающей бурой водорослевой слизи поверх гидрокостюма человеческая фигура проделала именно этот самоубийственный фокус, пешком, в одиночку. Об этом ясно говорила тянущаяся к ней от самого побережья цепочка следов, которые всё не спешил окончательно замести ветер. Впрочем, так далеко разведботы опреснительной не залетают, а с эшелона следы не заметишь.
Фигура меж тем и не собиралась прятаться, пройдя суть вперёд, она выбрала небольшой участок, свободный от крупных валунов, привычным жестом воткнув туда пилон маяка и отходя в сторону. Прибудет сенатор вовремя или нет, а порядок действий у него теперь всё равно един.
Водорослевый налёт окончательно высох, и теперь порывы ветра будто выбивали из фигуры клубы бурой пыли, она будто начала дымиться, напоминая себе, что пора избавляться от гидрокостюма. Куртка с капюшоном упряталась под камнями, оставляя на ветру трепаться спутанную чёрную шевелюру мужчины. Вынутая из рюкзака бурая походная хламида свободными складками легла на плечи, если добавить к этом сандалии на босу ногу и серого цвета плотную тканевую юбку — не отличишь от местных, будто то двадцать первый век нашей или шестой век до нашей эры. Впрочем, совсем уже неузнаваемая фигура предпочла подобному ретро обычные тёртые джинсы и такую же джинсовую бейсболку с иероглифом NY на лбу.