— Но неужели это так сложно? Столько лет прошло, а мы по-прежнему автоматические турели по периметру ставим на каждом вновь возводимом объекте.
— А вы давно выглядывали наружу?
Вопрос сенатора поставил Рената в тупик.
— Да я как бы только оттуда. Снаружи.
— Я не об этом. Полюбопытствуйте, фронт остался позади.
Пришлось вставать.
И правда, вид отсюда даже сквозь полуденный смог был занятный. Блескучая стеклянная поверхность барханов волнами расходилась до самого горизонта, и только с подветренной стороны песчаные волны начинали чернеть, контрастируя со стерильной белизной всего прочего.
— Красиво. Это всё соль?
— Она самая. Миллионы квадратных километров солончаков. Распреснение Средиземного моря в пике составило пятнадцать промилле, то есть Северная Африка, как губка, фактически единомоментно, за какое-то десятилетие впитала в себя до шестидесяти тысяч кубических километров соли. Большая часть этой соли в итоге была выпарена на поверхности, прежде чем мы сумели заткнуть бреши в Нубийско-Аравийском щите.
— Я понимаю, именно потому для опреснения и нужны мощности наших фузионных генераторов. Петаватты энергии, потраченные на электролиз. Но почему на нас всё время нападают?
Сенатор переглянулся с дочерью.
— Вы были когда-нибудь в районе того щита?
— Нет, а это что-то меняет?
— Там не просто пустыня, и не просто солончак. Затыкать бреши пришлось ядерными фугасами, просаживая и уплотняя приповерхностные слои щита. А с учётом климатического прилива уровень моря к тому моменту и так поднялся на пять метров.
Но Ренат уже догадался, о чём речь.
— Так это вы затопили Каир. Было двадцать три метра…
— Да, стало три. Но учтите, я вам ничего такого не говорил, официальная позиция Конфедерации состоит в том, что тот тектонический имел естественные причины, подвижка Синая, к тому же остальные фугасы отработали штатно и ни к чему такому не привели. Однако теперь их ни в чём не убедишь. Вцепились, как клещи, в свою теорию заговора, мол, это всё зловредная Корпорация…
— Так это и не она, а мы. Мы, в смысле Мегаполис, как говорится, от Дюнкерка до Граца, да?
На сенатора было жалко смотреть. Он машинально оправдывался, играя желваками, но на лице его никакой уверенности в собственных словах заметно не было.
— Зря вы так. Мне и Лили постоянно твердит, мол, папа, вы были неправы. Если бы мы не остановили бреши на границе водоносных слоёв, здесь лежал бы трёхметровый слой!
Сенатор просительно посмотрел на дочь, но та упорно продолжала молчать.
— Да и то сказать, там же была бойня. Армия из десяти миллионов плоховооружённых, но готовых на всё беженцев штурмовала стену под Аданой и вы прекрасно знаете, чем всё кончилось! Стамбул до сих пор под контролем Армии Махди, мы ни черта не знаем, что там творится, они сбивают всё, что ниже стратосферы. Что мы должны были сделать, объявить эвакуацию? Они бы всё равно остались на месте, зато их моджахеды рванули бы до Софии!
Помолчали.
— Я начинаю понимать, почему нас не любят. Думают, небось, что мы вместо опреснения солончаков втихаря водород сгружаем на нужды Мегаполиса. И вообще, скоро весь север Африки утопить порешаем.
Сенатор вздохнул.
— Затем и нужна эта мирная конференция. Попытаться донести…
— Сгладить углы, я понимаю. Иначе такими темпами мы до конца столетия этот месс не разгребём. Думаете, есть шанс?
— Должен быть.
И вновь вернулся к показаниям автопилота, отзываясь на реплику диспетчера в канале. Тогда Лили выбралась из кресла второго пилота и подсела поближе к гостю.
— Простите папу, — вполголоса начала она, — он на эти темы не любит говорить. Он и с вами-то…
— Потому что у меня напульсника нету, да?
Лили кивнула и продолжила ещё тише.
— Да, кому охота повторять судьбу того уханьского профессора. Как его там звали. Запишет кто, потом ещё выложит. Доказывай потом, что ты не дромадёр.
Последнее слово она смешно потянула в нос.
— Но сенатор же ни в чём таком не виноват, правда? Решения, в конце концов, принимал не он единолично. Так в чём же проблема?
— Виноват или не виноват, в наше время же не суд решает, и не комиссия экспертов. В безумное время живём. Но знаете, мне иногда начинает казаться, что миллионы погибших, как он считает, и на его руках.
— Так те злосчастные фугасы и спасли миллионы, даже десятки миллионов. Засоление грунтовых вод — не его вина, как него его вина, что решение проблемы оказалось не оптимальным.
Лили тихонько вздохнула.
— Всегда есть лучшее решение.