Десять лет назад, когда всё только начиналось, это выглядело иначе. Оптимистичнее, несмотря на все плачевные вводные. Тогда ему ещё казалось, что задача была простой и исполнимой. Он находился во власти иллюзий, что его миссия после возвращения была благой, по крайней мере, что она не противоречила желаниям этих людей.
Объединиться ради будущих поколений, начать движение в космос во славу всего человечества.
Тогда он ещё не задумывался о том, что будущее — это то, ради чего приходится наступать на горло конкретным людям и целым народам. Что будущее — это то, ради чего приходится убивать.
Если бы он мог не задумываться о последствиях, если бы.
Но проклятое дарованное предвидение навсегда осталось с ним, зловещей тенью маяча где-то за правым плечом, железной дланью направляя его вперёд, указующим перстом предупреждая о неизбежном.
Он находил себе соратников, но увы, их было столь мало. Большая часть его людей в этом мире оставались слепыми и глухими марионетками под управлением простейших инстинктов. Таких же, как у остальных жителей медленно погружающегося в кататонический сон города. Некоторые из них были способны на куда большее, но при первом же взгляде на очередного кандидата ему оставалось лишь вздохнуть. Поздно, бесполезно. Этот мир уже безвозвратно испортил то, что невозможно исправить. Мать травила своих детей миллионами, она не умела иначе. Её никто не научил иным путям. Алчность, самолюбие, вселенская обида на обстоятельства и привычка к самооправданию в самых худших своих намерениях. Не мы такие, жизнь такая. Мать — такая.
Можно ли в таком случае в чём-то винить этих людей?
Его предупреждали, что так будет. Он не поверил тогда. Но теперь, десять лет спустя, уже не сомневался, что иначе и быть не могло.
Тот же Марат, мог бы он стать чем-то иным? У него были все таланты к тому, чтобы стать прекрасным управленцем — Марат доподлинно видел дальше собственного носа, здраво оценивал людей, умел вовремя распознать приближающуюся грозу, не был так уж зациклен на стяжательстве, как подобные ему, но именно Марату он не открыл бы и пяди тех долгоиграющих планов, которые строил. Сразу было понятно, этот если и поверит — тотчас начнёт соображать, как использовать открывшееся ему для собственного блага. И дай только ему волю — тотчас попытается перехватить инициативу.
Бороться ещё и со своими собственными големами было слишком накладно. Так что пусть его следит, пусть пытается разузнать, что стоит за таинственным «пацаном», как Марат его про себя называл. Конечная цель была важнее. Тому же Марату хватало ума не лезть туда, где тебе запросто отхватят за излишнее любопытство язык, а то и голову.
Он всё правильно понял, запершись в тот же вечер в собственной громадной квартире в доме на набережной. Красный фонарь в ванной, плотный конверт с фотобумагой в слегка трясущихся руках. Всё нормально, его никто не пытается кинуть, просто настала пора завершать их небольшой проект. Один из десятков и сотен прочих подобных проектов. Настала пора уходить в тень.
И вот он стоит и смотрит на город через высокие окна вечернего «Шереметьево», дожидаясь, когда заправят его джет. Вопросы решены, мосты сожжены, обратные дороги отрезаны. «Пацан» уже два часа как погрузился в сладкий сон на борту видавшего виды «Ту-154». Скоро он навсегда скроется из виду, пересев в Стамбуле на другой рейс. Другое имя, израильский «даркон», не подкопаешься.
Ему же сперва предстоит завершить свои дела в одном семь лет как затопленном якутском кимберлитовом карьере. На то есть и временная личина, и сеть подставных компаний, созданных в том числе и усилиями надёжного в смысле исполнительности Марата. Даже этот джет никому не придёт в голову связать с именем срочно улетевшего турецким рейсом «пацана».
А вот и наш беглец.
Только погляди в нужном направлении. Расстояние — не помеха.
Спокойное сердцебиение, глубокий сон. В бизнесе-классе не принято поминутно третировать спящих навязчивым авиационным кейтерингом. Лишь бокал с дешёвым игристым выдыхается в углублении подлокотника.