- Вы отправитесь в путь задолго до заката. У вас уйдет несколько часов на то, чтобы найти безопасный спуск, а потом совершить его. Я встречусь с вами на дне ущелья.
И хотя, произнося все это, он обращался к Дэмьену, взгляд его был устремлен на Хессет.
На мгновение он умолк. Вокруг тихо жужжали насекомые да потрескивал в костре хворост.
- Протекторат Кирстаад, - сообщил он в конце концов, - управляется ракхами. - Голос его звучал тихо, так тихо, словно он не хотел прибавлять громкости, чтобы не обидеть ее. - Точно так же, как и соседний, к северу от него. Они почти полностью приняли образ человека, но душа у них определенно ракхов, и Фэа реагирует на них так, как ни за что не отреагировало бы на людей.
Дэмьену показалось, будто Хессет задрожала.
- Их преображение можно объяснить только колдовством, осуществленным человеком. Я не знаю механику этой процедуры - я просто не осмелился заглянуть столь глубоко, но запах свидетельствует об этом без всяких сомнений. И мне кажется... - Он помедлил. Посмотрел на Дэмьена. - Это напоминало то, с чем я столкнулся возле перевала. То же чужое прикосновение, то же воздействие.
Хессет собралась с духом. Но все равно ее речь больше походила на шипение.
- Но зачем? - Она обращалась сейчас не к своим спутникам, а словно ко всей планете - и ни к кому в отдельности. - Какой в этом смысл?
- По-видимому, что они собираются захватить этот континент, - объяснил Охотник.
Какое-то время Хессет молча смотрела на него. Пытаясь осмыслить услышанное со всеми подразумеваемыми последствиями.
- Может быть, на юге... - начала она наконец. - Может быть... хотя это не должно было превратить их в чудовищ. Но что на севере? Что с этими Матерями? Они держат в своих руках церковную иерархию, но какой в этом толк для них самих? Им приходится жить среди людей, скрывая свою подлинную сущность. Неужели это можно назвать подлинной властью?
- Это достаточная власть для того, чтобы влиять на человеческое общество, - подчеркнул Дэмьен. - У здешней Церкви имеется собственный список преступлений. Возможно, путем медленной манипуляции...
- Вы хотите сказать, будто мои соплеменники несут ответственность за преступления, совершаемые людьми?
Янтарные глаза вспыхнули гневным пламенем.
- Я хочу сказать, что наряду с правлением ракхов, а вернее, ракханок единственное, с чем мы здесь повсеместно сталкиваемся, - это деградация духа. Неужели имеет такое уж большое значение, кого - людей или ракхов используют в качестве инструментов, если за всем происходящим чувствуется рука подлинного властителя? Мы в одинаковой мере уязвимы.
Хессет чуть-чуть успокоилась, вставшая было дыбом щетина пришла в нормальное состояние. Дэмьен услышал, как она тихо рыкнула себе под нос.
- Интересная концепция, - заметил Таррант. - Она может помочь нам впервые за все время по-настоящему задуматься над природой нашего врага.
- Вам кажется, что он питается деградацией?
Таррант покачал головой:
- Он втягивает в дело ракхов, на которых не распространяется воздействие демонов, порожденных земной Фэа. Нет, конечно, нам понадобится еще многое... но для начала сойдет и это. Любая параллель, которую мы сумеем найти, послужит ключом к разгадке подлинных целей нашего врага.
- И тем самым ключом к его сущности, - добавил Дэмьен.
- И ключом к тому, как нам его уничтожить, - прошипела Хессет.
Неприкрытая ненависть, прозвучавшая у нее в голосе, неприятно поразила Дэмьена. Не потому, что такие чувства удивляли или что он сам ненавидел остающегося неизвестным врага в меньшей степени, чем она, но потому, что впервые он услышал, как ее ненависть вплетается в контекст более широких рассуждений. И это не только поразило священника, но и расстроило.
"Неужели мы тоже меняемся, - подумал он. - Неужели такова цена, которую приходится платить за наше прибытие сюда? Неужели мы позволим этому континенту привести наш дух к деградации, как он уже поступил с ракхами и со Святой Церковью?
Что же произойдет, если, добравшись в конце концов до врага, мы обнаружим, что сами стали ничуть не лучше его бездушных подручных?"
- Дэмьен! - окликнула его Хессет.
- Со мной все в порядке, - ответил он. Но это не соответствовало действительности, и он понимал, что ей это ясно хотя бы по его голосу. Так, задумался о своем.
- Вот именно, - не без издевки хмыкнул Охотник. Дэмьену вовсе не обязательно было смотреть на Тарранта, чтобы почувствовать, что тот не сводит с него глаз. Мало того, всматриваясь в душу Дэмьена, Таррант прибегает и к Видению. - Вам бы стоило провести ночь в молитвах, преподобный Райс. Это, знаете ли, очищает душу.
Дэмьен резко посмотрел на Тарранта, ожидая увидеть у того на лице насмешку. Но, к его удивлению, взгляд бледных глаз был предельно серьезен. Более того, он заметил и нечто, способное - не иди речь о Тарранте - сойти за сочувствие.
Неужели такое возможно? Неужели опыт экспедиции настолько потряс Охотника, что он оказался способен на человеческие чувства? Его жестокая и безжалостная индивидуальность веками ковала и закаляла самое себя в одиночестве Запретного Леса, где единственными его компаньонами были демоны, ведьмаки и несколько особо отобранных людей, принесших в жертву предназначению весь спектр человеческих эмоций. Неужели постоянное общение с человеком настолько истончило эту роговую оболочку, что сквозь нее начал просвечивать тот, кем некогда был Владетель?
"Мы сделали тебя более человечным", - подумал Дэмьен.
И почувствовал при этой мысли странный озноб.
Ближе к рассвету, когда Таррант покинул их в поисках надежного убежища, Дэмьен извлек из-под спуда Огонь Небесный. Хрустальный сосуд был затемнен молочного цвета насечкой, и света, пробивающегося изнутри, едва хватало на то, чтобы вычленить из мрака его руку, а чудодейственное тепло было практически неощутимо, даже когда он обнял фиал ладонью.
Но это была вера. Истинная вера. Вера, дистиллированная и превращенная в материальную субстанцию, вера, устоявшая в многовековой борьбе. Совокупная вера миллионов душ в миссию Святой Церкви. Совокупная вера тысяч священников в успех окончательной схватки со Злом. Вера одного-единственного Патриарха в священника, которого он послал на Восток, решив - если воспользоваться его собственными словами, - что один человек может преуспеть там, где потерпит неудачу целое воинство.
"Возможно, ты и прав, святой отец. Возможно, я оправдаю твое доверие".
Дэмьен начал молиться.
Наутро пошел дождь - короткий грозовой ливень. Вскоре после дождя ветер поменял направление, задув с такой силой, что Дэмьен не без испуга подъехал к самому краю гранитной скалы, у подножия которой зияла пропасть. Совместные усилия дождя с ветром превратили расстилающийся внизу туман в прозрачную дымку. Сквозь нее, в просветах между деревьями, Дэмьен увидел черно-бурую землю с небольшими пятнами зелени здесь и там. В одном из просветов показалась вода - может быть, река? - змеившаяся по дну ущелья, крошечно-черная на фоне вечнозеленых ветвей. Местность не из приятных, но ничего особо страшного; после того, как они тщательно осмотрели долину вдоль и поперек в подзорную трубу Хессет, Дэмьен начал думать о предстоящем предприятии с куда большим оптимизмом.
Другое дело, что спуститься было крайне трудно. Проехав вдоль края гранитной стены - на высоте в несколько сотен футов над самой долиной, Дэмьен понял, что спуск вполне может и не удаться. Крутой скалистый обрыв не предоставлял такой возможности ни конному, ни пешему. Время от времени им попадались более пологие склоны или же холмы, обращенные к долине тылом, но ни один из них не составлял и половины расстояния, которое им необходимо было преодолеть, и все до одного заканчивались обрывом, с которого вполне мог сорваться и опытный скалолаз. Не говоря уж о неопытном скалолазе верхом на лошади.
Но где-то же должен был найтись спуск. Карты убеждали в этом. Место, в котором они оказались, было обозначено на карте как дорога - а что же это за дорога, если в ущелье невозможно спуститься? Заканчивайся она тупиком, упирайся в обрыв, никому бы не пришло в голову именовать ее дорогой. Верно? Логика подсказывала, что спуск должен найтись, причем где-то поблизости. Разве не так?