- На мой слух, это звучит разумно, - заметил Неумирающий Принц.
Калеста промолчал.
- Хотелось бы мне посмотреть на то, как он сразится с Терата, продолжил Принц. - Интересно, удастся ли ему после этого добраться до моего царства, и если удастся, то в каком он прибудет сюда состоянии. Честно говоря... - Пронзительный взгляд устремился к Кэррилу и остановился на нем. - Мне кажется, ему можно найти лучшее применение, чем отдать на растерзание обуреваемому жаждой мщения Йезу.
Калеста зашипел.
- А ты сам подумай. Много ли на свете людей такого масштаба? Возможно, исходные способности имеются только у одного в каждом поколении, но сколько из них умирают, сколько из них допускают роковые ошибки... А вот перед нами человек, проживший долгие века - что само по себе является грандиозным вызовом, - и пересекший море и сушу вопреки всем ожиданиям и законам... и прибывший сюда. Так стоит ли растрачивать втуне такую силу? Стоит ли уничтожать этот уникальный ум? Мы с ним могли бы укротить всю планету.
Теперь он обратился к Калесте:
- Устрани иллюзию.
- Но, мой господин...
- Устрани!
Демон отступил на шаг, в ярких, как зеркала, глазах вспыхнуло пламя гнева.
- Запомни, Калеста, я не из числа твоих безмозглых роботов. И я не чета той женщине из страны ракхов, которую ты истязал на протяжении десятилетий. Я знаю твою силу, и я знаю пределы твоей силы, и я, не заколебавшись ни на мгновение, пущу в ход свои знания. На этих условиях ты здесь и служишь. Раньше я никогда не вмешивался в твои забавы - не вмешался, даже когда ты забрал у меня ту женщину и полвойска в придачу, но на этот раз я хочу вмешаться и, не изволь сомневаться в этом, вмешаюсь. Устрани иллюзию. Немедленно. Чтобы Охотник увидел, что за мощь ему противостоит.
В свете хрустальных люстр стеклянистое тело демона запламенело.
- Ты приказываешь мне это?
- Приказываю.
Дым заклубился вокруг демона, заткав весь его облик черным облаком.
- Я дам ему глаза, которыми он сможет глядеть сквозь иллюзию, прошипел он. - Но не более того. Остальным придется страдать.
- Остальные меня не интересуют. - Принц обратился к Кэррилу: - Этого достаточно?
Тот кивнул.
- А ты отплатишь мне услугой за услугу. Таррант слишком далеко отсюда, чтобы я мог вступить с ним в контакт против его воли. Ты возьмешь у меня послание для него. И попроси его принять это послание.
- А если он не захочет?
Синие глаза сверкнули.
- Это уж его дело. Но если откажется, то позднее, возможно, пожалеет об этом. Не забудь напомнить ему это на словах.
- Я не сделаю ничего, способного причинить ему боль.
Принц хмыкнул.
- Лояльность со стороны Йезу - это нечто приятное. Не так ли, Калеста? - Он широко развел руками. - Но это будет не более чем послание. Если хочешь, можешь и сам прочитать его. Ему даже не придется открывать канал связи, ведущий ко мне, чтобы выслушать... хотя, возможно, позже ему этого и захочется. Да. Я не сомневаюсь в том, что захочется.
Принц повернулся и вышел - не попрощавшись точно так же, как не поздоровался при своем появлении. И лишь когда он удалился на достаточное расстояние, Кэррил прошептал:
- В странные игры ты тут играешь, Калеста.
Черное лицо пошло искрами, ноздри, из которых валил дым, затрепетали. Возможно, это было улыбкой.
- Ничего странного, - заверил он. - Просто игры сложные. Так что не путайся у меня под ногами, договорились? Потому что, как ты сам подчеркнул, открытый конфликт дорого обойдется нам обоим. - И сладчайшим голосом добавил: - Вот так-то, брат!
27
Дэмьен понял, что ему страшно хочется двух вещей. Во-первых, выбраться на волю. А во-вторых, помыться.
В утреннем свете слишком ясно было видно, в каком плачевном состоянии они пребывают. Хессет-то еще полбеды: вчерашний день она начала, переодевшись во все чистое. И, обладая собственным постоянным запахом, шерсть ракхов никогда не пахнет так мерзко, как немытое человеческое тело. Зато от самого Дэмьена просто-напросто воняло. И без того было трудно поддерживать чистоту, когда вся его одежда пропала у входа в ущелье (а произошло это, казалось, уже целую вечность назад), но когда единственный доступный водоем начал кишмя кишеть отвратительными чудовищами, а малолетние тюремщики решили, что одной чашки питьевой воды более чем достаточно на всех троих пленников... вот тогда ему захотелось помыться. Отчаянно захотелось. И он сильно подозревал, что его сокамерники ждут от него того же.
Все они были, разумеется, с ног до головы в грязи. И одному только Богу ведомо, из чего, собственно говоря, состояла эта грязь. До сих пор Дэмьен обходился с естественными надобностями, пуская струю в "дальнем конце пещеры, но он понимал, что, если заточение продолжится, ему волей-неволей придется внести в здешний смрад и более солидную лепту. А что уж тогда говорить о девочке? У него создалось впечатление, что она провела здесь уже довольно долгое время. Интересно, выводят ли ее время от времени на оправку и, соответственно, на прогулку, или она уже привыкла испражняться где-нибудь в темном углу? Здешняя вонь была настолько отвратительна, что обоняние Дэмьена отказывалось разложить ее на составные части и возвести к источникам. Хотя Хессет, должно быть, приходилось еще хуже. Слава Богу, его собственное обоняние не отличается такой остротой.
Девочка. Кто она? Что?.. Проснувшись в сером свете зари - и поневоле удивившись тому, что ему удалось хоть как-то поспать в таких отвратительных условиях, - он обнаружил Святой Огонь рядом с собой на земле, причем сосуд был воткнут прямо в грязь. Где-то ночью девочка вернулась в свою нишу и свернулась в клубок, как животное, зарыв голову в колени. Чуть помедлив, Дэмьен поднял сосуд со Святым Огнем и вернул его в чехол. Что же она с ним делала? И почему так странно откликнулась? И, если уж на то пошло, как она с самого начала сообразила, что Дэмьен священник? Без меча, без каких-либо атрибутов его сана, по внешнему виду в нем едва ли можно было признать духовное лицо.
"Болотный священник, - мрачно подумал он, стирая слой грязи с подбородка. - Служитель бога грязи".
Осторожно, предельно осторожно, он вошел в Познание. Он ведь не знал, насколько она чувствительна, не знал даже, какой формы чувствительностью она обладает, - и все же, на всякий случай, постарался не разбудить ее. Потоки Фэа были здесь несколько размытыми, но они, по крайней мере, отреагировали на Творение. Он ощущал рядом с собой дыхание Хессет, а между тем уже начали формироваться образы - призрачные и почти столь же загадочные, как сама девочка. Интересно, воспринимает ли ракханка его Познание во всей полноте или всего лишь реагирует на струи сил? Ему до сих пор не приходило в голову спросить об этом.
Образы заклубились в рассветном тумане, перетекая один в другой подобно порождениям Фэа. Контрастные образы, восходящие, казалось, к разным мирам, а может, и к разным реальностям. Проникнутые теплом домашние сцены. Сад с хрустальными листьями, поблескивающими в лунных лучах. Плащ, залитый кровью. Тьма пещеры. Девочка, стремительно бегущая куда-то. Лицо священника, искаженное ненавистью, острие ритуального меча... Когда сформировался этот образ, Дэмьен почувствовал, что девочка чуть было не проснулась; ему пришлось затуманить Познание до тех пор, пока она вновь не погрузилась в сон. И вслед за этим - религиозные образы, утопающие в крови. Материнская улыбка. Оскал хищника. Женщина, столь изуродованная возрастом и, по-видимому, мучениями, что сочленения ее конечностей разбухли, как при водянке, а из глаз потекли кровь и гной. Какие-то уродства. Аномалии. Незаживающие раны. И бег, постоянный бег - этот образ сопутствовал всем остальным, обрамляя и объединяя их, образуя нитевидную паутину единой реальности.
Ужас. Вот чем порождены все эти образы, подумал он, устраняя Познание. У него не было ни малейшей возможности понять, какая часть образов имеет реальную основу, а какая порождена питающимся собственными соками ужасом. В местах, подобных здешнему, воображение может творить чудовищные вещи, особенно если речь идет о столь юном создании. Особенно если девочка обладает столь повышенной ранимостью и уязвимостью.