Ему захотелось забраться к ней в ее темный угол. Ему страстно захотелось утешить ее. Весь его опыт, да и сама его природа просто отказывались становиться свидетелями такого страдания - и не пытаться умерить его. Но лицо священника, которое он увидел в процессе Познания, впечаталось ему в мозг, оно дышало физически ощутимой ненавистью. Реальное или нет, для нее оно было реальным, и только это имело значение. Возможно, глядя на него самого, она видела перед собой именно это лицо. Возможно, именно этого она ждала от встречи со священниками.
Дэмьен безмолвно помолился за нее. И тихо грустил из-за того, что не может исцелить ее душу, хотя для него не составило бы труда Исцелить ее плоть. Разве в этой особенности священнического призвания не заключается горькая ирония?
Пища. Неумело приготовленные объедки им принесли в небольших свертках. Дэмьен боязливо понюхал, потом надкусил. Хессет, всмотревшись в свою порцию, решила от нее отказаться: возможно, гниловатый запах, исходящий от неважно выглядевших кусков, предупредил ракханку о том, что ее желудок переварить эту мерзость не способен. Сам Дэмьен слишком часто подвергался пищевому отравлению, чтобы сейчас страшиться нового приступа, и все же он съел совсем немного. Ровно столько, сколько необходимо для минимального поддержания сил. В местах вроде этого голодная слабость может оказаться куда опасней пищевого отравления.
Девочка по-прежнему не осмеливалась приблизиться к ним. Она дождалась, пока Дэмьен и Хессет отойдут в дальний конец пещеры, и лишь затем выбралась за своей долей. Но и тогда чувствовалось, как настороженно она держится, готовая отпрянуть в свою нишу при первом же жесте любого из ее сокамерников. Но Дэмьен и Хессет сидели не шевелясь. И к удивлению священника, девочка не вернулась сразу же к себе в нишу, а присела прямо там, куда бросили пищу, и судорожно проглотила ее. При этом она все время поглядывала на священника с ракханкой и отвлеклась от них лишь на мгновение, чтобы найти глазами чашку. Она жадно выпила воду, забулькавшую у нее в горле. Прошлой ночью ей ничего не досталось, вспомнил Дэмьен, а это означало, что сейчас ее мучает обезвоживание. Ах ты Господи. Они с Хессет, если уж придется, вполне могут обойтись денек-другой и без воды.
Но - и опять-таки к его удивлению - девочка не допила чашку до конца. Отхлебнув свою долю, она осторожно отставила чашку. Было ясно, что ее по-прежнему мучает жажда и что этот поступок дается ей с превеликим трудом. Напоследок она заглянула в чашку, словно желая убедиться в том, что оставила там достаточно влаги, а потом поставила ее наземь и подтолкнула по направлению к Дэмьену с Хессет. И медленно вернулась к себе в нишу, продолжая во все глаза смотреть на Дэмьена.
Через какое-то время он взял чашку, передал ее Хессет, потом допил сам. Девочка оставила им совсем немного, но не следовало забывать и о том, каких усилий ей стоило оставить хоть что-нибудь.
- Спасибо, - поблагодарил Дэмьен. Выговорив ласково. Предельно ласково. - Большое спасибо.
Девочка не произнесла ни слова. Только продолжала смотреть на него.
- У тебя есть имя?
И вновь молчание.
- Меня зовут Дэмьен Килканнон Райс, - представился он. - А это Хессет са-Рестрат. Мы прибыли с западного континента исследовать здешний. Посмотреть, живет ли здесь кто-нибудь.
И вновь молчание. И вдруг, хриплым шепотом, девочка произнесла одно-единственное слово:
- Йенсени.
- Йенсени. - Он медленно произнес это имя, давая ей послушать, как ласково оно звучит у него на устах. - А ты отсюда, Йенсени? Ты из этой долины?
- Ты священник, - обвинительным тоном произнесла она.
На мгновение он замешкался с ответом. Затем утвердительно кивнул.
- Ты священник Единого Бога.
- Действительно. - Он постарался убрать из своего голоса даже намек на какую бы то ни было угрозу.
Ее широкие глаза отчаянно заморгали; возможно, на них навернулись слезы.
- Священники убивают, - заявила она.
Дэмьен сделал глубокий вдох. Вспомнил искаженное ненавистью лицо, которое видел в процессе Познания, вспомнил острие ритуального меча, вонзающееся... во что? в детское тело? Да, образ был именно таков. А она сама - она и сама практически еще ребенок. Что ж удивляться тому, что она боится!
Он не мог заставить себя сказать ей, что священники никого не убивают. Дети обладают поразительным чутьем на ложь, а ему было ясно, что если он утратит сейчас ее доверие, то никогда больше не обретет вновь. Поэтому он с максимальной осторожностью произнес:
- Священники иногда действительно убивают. Но там, откуда я прибыл, они убивают только порождения Фэа. Чтобы нечего было бояться людям.
Он увидел, как она задрожала, обдумывая услышанное.
- А детей они не убивают? - вопросительно выдохнула она.
- Нет, Йенсени. Никогда. Мои соплеменники скорее сами умрут, чем причинят боль ребенку.
Дэмьен увидел, что она задрожала еще сильнее. И, чтобы унять дрожь, закусила губу - да так сильно, что изо рта струйкой брызнула кровь.
- А здешние убивают, - прошептала она. - Все время убивают.
- В самом деле. - В собственном голосе он услышал нотки стыда. - Я знаю об этом.
Тут она наконец отвела взгляд от Дэмьена и пристально посмотрела на Хессет:
- А она не человек!
И прозвучало это столь же обвинительно, как ее недавние слова о священниках.
- Верно, - согласился Дэмьен.
- Я из племени ракхов, - добавила Хессет.
Девочка вновь задрожала и чуть было не вернулась к себе в нору. Но в конце концов осталась на прежнем месте, и Дэмьен подумал, что это свидетельствует о ее смелости.
- Ракх убил моего отца, - выпалила она. Слезы побежали у нее по щекам, оставляя в налипшей на них грязи мокрые бороздки. Она подтянула колени и уперлась в них подбородком. - Ракхи съели его, - лихорадочно прошептала она. - Съели... и заняли его место.
- Не все ракхи таковы, - подсказал ей Дэмьен, стараясь придать своему голосу полную невозмутимость и надеясь на то, что подобная невозмутимость сумеет убедить ее.
Но голова девочки яростно вздернулась.
- Нет, все! Они все одинаковы! И мой отец знал это! Мой отец там был! Мой отец видел...
И тут на нее, казалось, обрушилось все разом - боль утраты, страх, беспомощность и безнадежность собственного положения - и девочка, прикрыв лицо рукой, принялась жалко всхлипывать.
- Он там был, - хриплым голосом прошептала она. - Он сказал, что они все одинаковы. Все эти чудовища, порожденные ночью...
Дэмьен вопросительно посмотрел на Хессет.
- Но сейчас уже день, - напомнила та.
Но девочка уже ничего не слышала. Все ее тело сотрясали горькие рыдания, она мучилась и страдала столь неистово, что священник буквально изнывал от желания утешить ее. Но что мог он для нее сделать, если вспомнить о том, как страшно она его боится? Да к тому же когда она уже восприняла его спутницу как представительницу племени, "съевшего" ее отца? Лучше предоставить ее сейчас самой себе, иначе она испугается еще сильнее. Может быть, позже ему удастся наладить и укрепить возникший между ними хрупкий контакт. Может быть, позже ему удастся завоевать ее доверие...
И может быть, позже, подумал священник, ему удастся выяснить, где это побывал отец этой странной девочки и что он там такое увидел.
Снаружи послышались шаги. Он услышал их раньше, чем увидел приближающегося человека. Туман сгустился настолько, что уже в десяти футах за решеткой не было видно практически ничего. Стеклянистая черная статуя растаяла в сером тумане.
Придет ли Таррант ближайшей ночью, подумал он. Или Охотник пропал навсегда? Как ни неприятна была такая возможность, следовало считаться и с ней. В любом случае до наступления темноты рассчитывать на его помощь нечего - а до этого срока оставалось еще много часов.
К темнице приблизилась целая делегация в составе восьми малолетних воинов. Но Дэмьен подметил, что эти дети старше и крупнее тех, с которыми ему довелось иметь дело вначале, и вооружены они более длинными копьями, что, в случае схватки с самим Дэмьеном и с Хессет, позволит им действовать с безопасного расстояния. Это скверный признак, решил он. Значит, они предполагают, что дело может обернуться схваткой.