Лаконизм, сильное эмоциональное воздействие — в этом характерное для современного рассказа.
Долгое время я жил в одном поселке на Карельском перешейке. Как-то я назвал этот «период» театром замедленного действия. И на самом деле, сколько прошло передо мной людей, сколько определилось судеб! Сколько это дало мне материала для книг! Четыре лета провел я па берегу Чудского озера. И снова люди, их судьбы. И снова рассказы. Поездка на родину. И снова интереснейший материал. Мне поездки дают много. Большинство из написанного — итог поездок.
Но далеко не всегда свежие впечатления тут же ложатся в рассказ. Бывает, что после поездки пройдет год, а то и побольше, пока материал не станет «внутренне» близким. И наступает такая минута, когда внезапно начинаю чувствовать приближение рассказа. Порой еще не знаю о чем, но он есть. Он где-то близко. Меня тянет к столу. И тогда даже может быть шум, крики, они не мешают мне. Рассказ льется. Пишется быстро и легко. Но однажды было и так. Пятнадцать лет пролежал ясный замысел, то есть я знал, о чем надо писать, знал сюжет, знал концовку, но рассказ не шел. Пробовал писать, не получалось. Не было ни тона, ни достоверности. И неожиданно написалась пьеса «Желтый закат».
Поездки в новые места дают не только новые впечатления, они обогащают знанием жизни. Под знанием жизни я прежде всего разумею знание правды народной жизни. Случается, редактор морщится, ему не нравится в рассказе или повести горькая истина, он хотел бы смягчить ее, а то и вовсе убрать. Но тут надо помнить только одно: если хочешь, чтобы твое произведение обрело долгую жизнь, не лишай его правды.
Я не могу обижаться на издательских редакторов, да в большинстве своем и на журнальных. При всей их осторожности попадали толковые, но случалось сталкиваться и с такими, что лучше бы их даже и во сне не видеть. Есть у меня рассказ «Хороший сын». Речь в нем — о гибели изыскателя. Отсюда такая фраза: «Хороший был сын». В этой фразе нетрудно услышать и сожаление, и скорбь утраты, и грусть. Но вот один редактор в «Неве», довольно молодой, бойкий человек, уверенной рукой правит эту фразу так: «Сын был хороший». То есть по всем правилам грамматики: на первом месте подлежащее, на втором — сказуемое, и совершенно не замечает того, что, правя так, убивает все эмоциональное существо фразы, всю глубину чувства. Убивает тональность. Мы постоянно требуем от писателя чувства слова. В такой же мере, если не больше, мы должны требовать это врожденное чувство слова и от редактора. Мне было нетрудно отстоять свою фразу, но каково молодому писателю выдержать правку такого редактора.
Меня спрашивают: веду ли я записные книжки? Вел. Теперь нет, хотя записи иногда делаю. И жалею, что не веду систематически. Записные книжки во всех случаях полезны, если даже и не приходится ими пользоваться, — обостряется зрение, вырабатывается наблюдательность. Я знаю, другие писатели щедро пользуются своими записями, мне же как-то не удается, наверно, потому, что когда пишется рассказ, то в данном моем творческом состоянии — в состоянии определенного звучания рассказа, его тональности — приходят именно те сравнения, эпитеты, детали, которые продиктованы тоном только этого рассказа. Записи же — это всегда наблюдения вне творческого состояния, поэтому и не ложатся в текст, хотя среди них встречаются любопытные.
Стараюсь по слову писать, как можно лучше. И не только потому, что люблю словотворчество, знаю — все дурно, поспешно сработанное обречено на быстрое забвение. Примеров тому более чем достаточно, стоит только оглянуться назад. Целые шеренги книг, даже таких, о которых шумели, ныне никем не читаются, их авторов не вспоминают, и вряд ли когда эти романы и повести появятся вновь на книжных полках. Другой радуется, что у него вышла очередная книга. Это, конечно, приятное событие, но останется ли она? Каков ее жизненный срок? Вот над чем тоже надо думать.
Красота стиля, музыка фразы, живопись, словом — это в первую очередь воспитывает художественный вкус у читателя, стремление к прекрасному, это его духовное образование. Я не допускаю мысли, чтобы человек, обладающий художественным вкусом, способный к состраданию слабому и несчастному, обладающий чувством любви к природе, мог быть жестоким, циничным, духовно растленным.
Полновесное, чистое, как зерно без половы, художественное слово нужно не только для читателя, оно необходимо и для воспитания молодых писателей, чтобы они шли не путем обыденного стиля, а воспитывали в себе гордость, что они приобщены к могучей когорте великих писателей России. Любить родное слово — это значит любить свою Родину!