В длинном, с низким потолком помещении были расставлены деревянные лавки; на них сидело человек двадцать. В конце комнаты стоял небольшой стол и рядом с ним трибуна. Мне запомнилось только то, как один дядька елейным голосом рассказывал, как он помог перейти старухе через дорогу. И в ответ на это все сидевшие в зале дружно хвалили его: «Доброе дело, брат, сделал. Доброе дело!»
Отец посидел немного, усмехнулся и увел нас домой.
Учился я во втором классе. Было дано домашнее задание: написать про зиму. Не знаю, я ли написал, помогла ли мать, но возникло такое четверостишие:
Всю жизнь помню его. В хрестоматиях не встречал; мать никогда стихов не писала. Да и почему я запомнил его, в то время как начисто забыл десятки других заученных стихов в школе?
У Тетюлиных мы прожили недолго. Переехали на Гороховую, в угловой дом, выходивший другой стороной на Садовую. В этом доме было два двора. И ребятни хватало. Жил там мальчишка, сын сапожника, за что и прозванный Васька-сапог. Он здорово играл на бутылках. Наполнив их, в разных уровнях, водой, выстраивал на подоконнике в ряд и палочками, как на ксилофоне, выигрывал любой мотив. Этот мальчуган вообще был изобретателен. Он проводил нас «зайцами» в Александровский сад, где проходила французская борьба. Для этого под забором совершался подкоп, мы один за другим проползали внутрь и садились на места паиньками, всем своим видом показывая, какие мы хорошие. Там я увидал чемпиона мира Арнольда Луриха, увешанного сотнями медалей. Когда он выходил на помост и кланялся, то до нас доносился мелодичный звон золота и серебра. Выделялся сильный борец Николай Добрынин. Были еще и другие, и среди них загадочный — «Черная маска»: высокого роста, с крутой грудью, в черной маске, охватывавшей всю голову, включая и шею. Собственно ради него и заполнялся ежедневно открытый зал. Он начинал с самого слабого борца и постепенно добирался до самых сильных. В злосчастный для нас день предполагалась его борьба с Николаем Добрыниным. Мы, как всегда, полезли в свой подкопы, но сторожа, наверно, поняли, что это за лазейки, и устроили нам сюрпризы, основательно нагадив в каждый подкоп. И всю эту мерзость мы вынесли на себе, проползая в театр. Вгорячах мы не заметили идущей от нас вони, но зрители зашумели, шарахнулись в стороны. Сторожа догадались, отчего поднялся шум, и пинками, подзатыльниками выпроводили нас наружу... Потом долго и старательно отмывались мы в Неве.
Чтобы закончить сюжет с борцами, следует добавить то, что «Черная маска» победил и Николая Добрынина, после чего борьба была перенесена в цирк. По всему городу были расклеены афиши, оповещавшие о том, что финальная встреча «Черной маски» с Арнольдом Лурихом будет проходить до победного конца.
Конечно, мы не могли быть в стороне. И спасибо Ваське-сапогу, он и тут оказался на высоте: провел нас «зайцами» в цирк. За несколько минут до начала, когда уже весь зал был заполнен, Васька-сапог махнул нам рукой, и мы, человек десять, ринулись мимо контролера прямо на арену цирка, пробежали ее и помчались по ступеням вверх до стены, отделявшей амфитеатр от галерки. На этой стене были веревочные лестницы, и мы по ним устремились на свой законные места. На галерке было полно народа. Увидя, как мы ловко все проделали, нас тут же со смехом и шутками приняли, и уж, конечно, никакому контролеру было бы тут нас не отыскать.
Борьба между чемпионом мира и «Черной маской» длилась долго. Победил Арнольд Лурих. И тут со всех сторон понеслись крики: «Маску долой! Срывай маску!» Было что-то унизительное в том, как на затылке расшнуровали прислужники маску и сняли ее. Перед всеми предстал узколицый молодой человек, никак не связывающийся в моем представлении с тем, на ком была маска.
— Александр Хомутов, чемпион Сибири! — объявил распорядитель.
Наглядевшись на борцов, мы решили устроить свой борцовский турнир. С этой целью вызвали на борьбу ребят из соседнего двора. Билеты были платные. Местом борьбы была установлена лестничная площадка парадной. На ступеньках сидели зрители. Боролись в трусах, на голом полу. Мне тоже предстояло бороться. Но как на грех, у меня на пояснице за одни сутки назрел чирей. Васька-сапог и слышать не хотел, когда я сказал ему, что бороться не могу. Билеты были проданы, и бороться мне нужно было обязательно. Оставалось последнее: рассчитывать на пощаду моего противника. Я сказал ему, и вот коварство, — узнав, что у меня на пояснице чирей, он и начал обрабатывать меня с него. Я дико закричал от боли и тут же лег «на обе лопатки».