— Покоритесь ли вы мне?! — вопрошал Дьяк тем временем, и толпа хором отвечала ему, падая ниц. — Завтра на рассвете вы выступите в великий поход. Вы отправитесь на северо-восток и обрящете славу и богатство! — Дьяк сдал несколько пассов, и в воздухе возникли золотые шпили и черепичные крыши Тальбона. — Все это будет вашим! Я поведу вас, и ни одна армия не сможет остановить вас!
Сафир не слушал, хотя Дьяк говорил еще долго. Он спрашивал себя, остался ли хоть крошечный шанс вернуть Армиэль? Он понимал, что если да, то шанс этот ничтожен, но ему хотелось верить, что их любовь сможет подняться над обстоятельствами и существовать независимо от того, что будет происходить вокруг.
— Нам пора! — слова Дьяка заставили Сафира прийти в себя.
Оглядевшись, он заметил, что люди расходятся, а к алтарю приближаются кобольды. Они поклонились Дьяку, и один из них сказал ему что-то на своем языке. Казантарец немного помолчал, потом кивнул, и кобольд поспешно удалился.
— Придется задержаться, — обратился Дьяк к Маграду, — я совсем забыл об одном деле.
— Как скажешь, — отозвался тот.
Через пару минут кобольд вернулся в сопровождении девушки, облаченной в легкие доспехи. Она опустилась на колени и поклонилась Дьяку до земли.
— Как тебя зовут? — спросил казантарец.
— Бельдия, — ответила девушка, не поднимая головы. В ее голосе слышалось благоговение. Сафир посмотрел на нее с жалостью.
— Ты хорошо поработала, — сказал Дьяк, извлекая из-за пазухи какое-то украшение, — и заслужила награду. Встань и подойди!
Девушка поспешно поднялась и приблизилась на два шага. Дьяк торжественно надел ей на шею безделушку. Сафиру показалось, что это был золотой медальон.
— Отныне ты отмечена! — провозгласил Дьяк, и лицо девушки залилось румянцем. Она потупилась. — А теперь ступай и служи еще лучше!
Девушка низко поклонилась и пошла прочь. Сафир видел, как сжимает она рукой медальон.
— Теперь все, — проговорил Дьяк, забираясь на шею ящера. Сафир последовал за ним.
— Кто она? — спросил он.
— Бельдия, — ответил казантарец, махнув кобольдам на прощание и поднимая ящера в воздух.
— Это я и сам слышал. За что ты ее наградил?
— Помнишь гладиатора в черных доспехах?
— Еще бы! Разве я могу его забыть?
— Я послал его убить императора. Но сам он едва ли смог бы добраться до него. Пришлось ему немного помочь.
— Каким образом?
— Я приказал Бельдии захватить его и продать Ламкергу. Я не сомневался, что он станет победителем. С моим-то подарком! — Дьяк усмехнулся.
— Ты про руки?
— Разумеется.
— Значит, ты рассчитывал, что Камаэль сойдет на арену, чтобы наградить его, и он убьет императора?
— Вот именно. Но кое-кто нарушил мои планы.
— Ну извини.
— Не стоит. У тебя будет возможность это исправить.
— Очень надеюсь.
Ящер уносил их в Казантар, где находилась Белая Башня Дьяка, а армия, поклоняющаяся Воалу, пришла в движение. Людям предстояло свернуть лагерь и на рассвете выступить в поход. Кобольды собрались у алтаря для вознесения молитв и жертвоприношений, звук их бубнов разносился по округе глухими ударами.
Армиэль шла по ковровой дорожке, а три десятка рабов, одетых в белые объемные наряды и препоясанных широкими атласным кушаками, разбрасывали перед ней лепестки роз и шалфея. Вельможи и прочие гости выстроились по обе стороны аллеи и поднятием рук благословляли проходившую мимо них невесту. Из дальнего конца сада доносилась торжественная музыка — там находился алтарь, у которого Ормак Квай-Джестра ждал свою будущую супругу, чтобы принести жертву богам, и в первую очередь степенной и мудрой Юмаэлине, покровительствовавшей вступившим в брак. Для этого рабы держали на привязи белоснежного барана, пушистого, как облако. По случаю торжества его копыта и рога позолотили, а вокруг шеи повязали несколько разноцветных лент. Ритуальный нож лежал подле Ормака, на алтаре — он должен был самолично перерезать агнцу горло и окропить его кровью жаровню, чтобы жертвенный дым поднялся в обитель богов и бессмертные вкусили его.