— Ты давно заслужил это, — проговорил император.
Кивнув на прощание, он направился туда, где суетились распорядители и придворные, занимавшиеся подготовкой к похоронам. Сафир проводил его взглядом, махнул рукой своим новым слугам и вышел на улицу.
Дождь усилился и теперь лил вовсю. Мрамор дворцовой лестницы влажно блестел, в нем отражалось затянутое серыми тучами небо и фронтон с причудливыми барельефами. Стражники, охранявшие вход, отступили в глубь сделанных по обе стороны от него ниш, чтобы защититься от падавшей сверху воды. При появлении Сафира они вытянулись по стойке смирно и уставились перед собой вмиг остекленевшими глазами. Высокие и мускулистые, в стальных начищенных до блеска доспехах, они походили на статуи, во множестве расставленные по дворцовому парку.
— Отнесите оружие Его Величества в мои покои, — Сафир указал слугам на одноэтажную пристройку в другом конце сада. — Мой дворецкий впустит вас, когда вы все ему объясните. А ты, — он обратился к Фаимару, — отведи меня в конюшню. Я хочу взглянуть на подарок императора.
— Слушаюсь, господин! — слуга низко поклонился. — Риамах понравится вам, уверяю.
— Не сомневаюсь, — отозвался Сафир, поднимая лицо и подставляя его дождю. — Но твоего мнения никто не спрашивал.
— Прошу простить меня, господин.
— Ступай вперед.
Существо отправилось в путь. Оно покинуло высокую каменную башню, скорее походившую на вытянутый к небу замок — так много было в ней залов, коридоров, переходов и этажей, — и скользнуло в бурную реку. Холодное течение подхватило его и понесло на северо-восток, в город под названием Тальбон, столицу Урдисабанской империи. Там существу предстояло исполнить волю Хозяина, и оно торопилось заслужить свое право на жизнь, ибо чувствовало, что ему не удастся скрыться от голоса, все время сопровождавшего его. Существо знало каким-то непонятным ему самому образом, что Хозяин может убить его в любую минуту, и поэтому гнало от себя мысли о побеге. Нет, оно будет служить и жить. Как похожи эти слова: стоит отбросить в первом «с», «л» и «у», и получится второе. Слу-жить… жить… Просто жить.
Существо неслось в толще воды, по дороге глотая рыб и полуразложившиеся трупы утопленников. Оно видело остовы лодок, ржавые сундуки, изъеденные солью якоря, скелеты и множество других вещей. Время от времени зеленоватая мгла темнела и становилась черной — это наступала ночь, и существо засыпало. Иногда оно видело сны: обрывки видений, размытые образы, незнакомых людей. Потом оно просыпалось и снова рассекало реку, стремясь к своей единственной цели.
И вот оно достигло Тальбона. Об этом ему сказали каменные набережные и железные трубы, в которые утекала вода. Повинуясь голосу, существо свернуло в одну из них и плыло несколько минут, пока наверху не показалась светлая точка. Тогда оно устремилось к ней, похожее на гибкую черную ленту, утыканную плетьми — это колыхались в воде многочисленные конечности.
Через некоторое время существо вынырнуло и зажмурилось от яркого света. Оно слишком долго пробыло в реке и отвыкло от солнца. Голос велел подниматься по каменным стенкам колодца. Существо повиновалось, с легкостью цепляясь за щербатые уступы. Вскоре оно оказалось в каком-то здании, по виду давно заброшенном. С членистого тела ручьями стекала вода, оставляя на дощатом полу мокрые следы.
«Здесь, — сказал голос, — ты будешь ждать».
Сафир любовался мечом императора, вынув его из ножен и поворачивая так, чтобы на клинок падал солнечный свет. Лезвие было сделано в форме длинного узкого листа, сталь покрывали неизвестные Сафиру руны, глубоко выгравированные по обе стороны кровостока.
Лаэморт — клинок, прославленный в битвах! Теперь его держал в руках он, Сафир, оруженосец Его Императорского Величества. Честь, которой прежде не удостаивался никто из его рода. Теперь он может подать в Геральдический Совет просьбу о прибавлении к своему гербу изображения «Белого меча». Юноша улыбнулся и вложил Лаэморт в ножны. Повесив их на медный крючок, он подошел к окну и посмотрел на дворцовый парк, блестевший после недавно закончившегося дождя. Его взору открылась чудесная картина: буйство зелени и цветов, песочные дорожки и голубые фонтаны, прозрачные пруды и грациозные птицы, разгуливающие по лужайкам и чистящие перья.
Сафир подумал об Ухаэле. Странно, но он не сожалел о его смерти так, как, возможно, следовало. Несмотря на то что тот прослужил у него почти четыре года, Сафир не испытывал чувства невосполнимой утраты. Возможно, он был слишком счастлив от того, что сам остался жив.