— Эх, и угораздило же меня в ту ночь по пьяни свалиться в «Брагантине», сломать свой посох и раздавить защитные амулеты, — вздохнул Эббот. — Вот так всегда! Всегда приходится полагаться на собственные силы!
В этот момент шестое чувство, разгорячённое магией, закричало прямо в ухо гвардейцу, что сейчас должна неотвратимо появиться какая-то страшная угроза. И она появилась, когда Полоний с ядовитой усмешкой достал из-за пазухи два последних мерцающих амулета, соединил их, и из кокона вылупилась огромная чёрная химера.
Разъярённое чудище с головами льва, козы и змеи немедленно принялось пожирать белых ворон, а Ирвин после секундного колебания взял себя в руки, взмахнул посохом и выпустил в химеру исполинскую фиолетовую молнию. Химера, поморщившись, впитала в себя весь заряд и засветилась изнутри. Затем повернулась к гвардейцу и, открыв все три пасти, выпустила в него пурпурное пламя. Ирвин, почувствовавший подобный расклад, стукнул посохом об пол и возвёл вокруг себя излюбленный магический купол. Пурпур столкнулся с пурпуром, словно Камень с Камнем. Посох в руках Эббота завибрировал от натуги, раскалился докрасна и неожиданно остыл. В следующий миг опешивший гвардеец увидел перед глазами яркую вспышку и, потеряв равновесие, с воплем упал навзничь.
Несколько секунд в ушах Ирвина раздавался лишь долгий противный писк. Когда он с трудом поднялся на ноги, трёхглавое чудище уже неслось в его сторону. Интуиция подсказала Эбботу, что он не успеет поставить защиту. Гвардеец отпрыгнул в сторону, благополучно увернувшись от резцов и клыков льва, но голова змеи, свисающая с длинного хвоста, вцепилась ему в ногу. Барахтаясь на мозаичном полу, Ирвин размахнулся и со всей силы ударил шипящее отродье посохом по голове. Змея захрипела, скрючилась, выпустив из пасти ногу гвардейца.
Химера повернулась к Эбботу, готовая атаковать. Голова козы угрожающе заблеяла, сверкнув голодными глазами. Ирвин почувствовал разливающуюся по ноге боль и понял, что дела его плохи. Опёршись об иссякший посох, он, хромая, отчаянно заковылял в сторону дубовой двери, но не успел сделать и десяти шагов, как рога со страшной силой ударили его в поясницу. Невзвидя света, гвардеец вновь рухнул на пол и проехал на животе несколько футов. Перед глазами замаячили фиолетовые пятна, а изо рта вырвался тяжёлый стон.
— Господин Эббот, со сломанной спиной вы далеко не уйдёте, — произнёс Полоний, приблизившись к рычагу. Ирвин попытался подняться, но кости его и в самом деле хрустнули. — Я не хочу испытывать удачу и поэтому не стану предлагать вам долгую жизнь. Я лучше подарю вам быструю смерть. Взгляните напоследок в лица собственным страхам, господин Эббот.
Львиная голова оскалилась, змея зашипела, а коза радостно заблеяла.
Гвардеец лежал на руках красивой девушки, изображённой на полу, словно невинный агнец, которого собирались принести в жертву Верховному Богу. В эти секунды магия всё ещё продолжала заполнять голову Эббота. Как и в пещере кобольдов, перед глазами несчастного гвардейца проносились различные видения, а вместе с ними — последние мгновения его славной жизни.
— Прощайте, господин Эббот, — подытожил Полоний, взявшись за рычаг. — Возвращаю вас обратно к свету.
И тут Ирвин не выдержал и засмеялся. Сначала тоненько, чуть слышно, будто бы про себя, а затем всё громче и громче, пока звонкий смех не превратился в неистовый хохот. Полоний в недоумении уставился на гвардейца. Ровно с таким же непонимающим видом на Ирвина смотрели головы льва, козы и змеи.
Несколько мгновений в пещере раздавался лишь сумасшедший хохот Эббота, и эхо радостно вторило ему.
А потом до жреца дошло.
— А-а-а-а! — в ужасе вскричал он, резко опуская рычаг и прыгая в укрытие. И тут, за миг до того, как под гвардейцем разверзся пол, голова обезумевшего Ирвина разорвалась, и вместе с кровью и мозгами наружу вырвалась неудержимая стихия Магноса, которая сотрясла стены, смела с пути химеру, словно пёрышко, погасила факелы и едва не прикончила Полония, лежавшего за сталагмитами.
В зале бушевал хаос. А затем пещера наполнилась долгожданной тишиной.