У меня бы на месте папаши точно рога зачесались.
— Не расстраивайтесь так, Мария, — сказал я примирительно, — поверьте, мне эта беседа тоже не доставляет ни малейшего удовольствия. Скажите лучше, какие отношения у вас с дочерью?
— Прекрасные! Мы лучшие подруги! Она мне всё рассказывает, всем делится, ничего не скрывает!
В шестнадцать-то лет? Верю, верю, как же…
— Однако её решение уйти из дома стало для вас сюрпризом.
— Я просто не могу понять, как это случилось! Это так внезапно и необъяснимо!
— У неё не было конфликта с отцом или братом?
— Да что вы! Они оба её обожают! Сергей иногда бывает слишком принципиален, но он её любит, поверьте! Вася вообще от неё без ума — сестрёнка то, сестрёнка сё…
— А не могли их отношения с братом стать, ну… слишком близкими?
Мария поняла меня не сразу, секунду смотрела с недоумением, потом её серые глаза потемнели от возмущения.
— Вы ужасный человек, Антон! — сказала она с гневным осуждением.
— Я часто вижу ужасные вещи, Мария. В детдом не попадают счастливые дети из благополучных семей. Поверьте, в мире много зла, причём именно там, где меньше всего ожидаешь.
— Простите… — поняла, остыла. Выглядит адекватнее своего супруга. — Нет, я совершенно уверена, что ничего такого не было. У них просто хорошие отношения брата с сестрой. Он так мечтал о сестре!
— Сколько ему?
— Девятнадцать.
— В два года мечтал?
— Что?
— Ей шестнадцать, минус девять месяцев…
— Э… Ну, да…
Забавненько.
— Скажите, Мария, она когда-нибудь говорила о своём желании уйти?
— Нет, никогда! Мы были… Мы счастливая благополучная семья!
— Она не вела себя странно перед уходом? Какое-то необычное поведение?
— Нет, всё как всегда.
— А «как всегда» — это как? Чем она занималась? Чем увлекалась? С кем дружила?
— Ну… Знаете… Как все подростки… То тем, то этим…
— Вы говорили, что вы «лучшие подруги» и она вам всё рассказывает. Когда вы в последний раз беседовали с дочерью?
— Ну… вот так сразу не вспомню… Я, знаете ли, не веду календарь бесед с детьми!
— А о чём вы разговаривали?
— О… А почему вы спрашиваете? — рассердилась мама. — Мне кажется, вы нас в чём-то подозреваете! Вы негативно настроены! Вы нам не верите!
— Спасибо, на этом всё. Позволите поговорить с вашим сыном?
— Он совершеннолетний, — буркнула она, вставая. — Но я надеюсь, вы не станете оскорблять его своими отвратительными гипотезами.
— Покажешь комнату сестры? — спросил я Василия.
— Конечно. На втором этаже.
— Вы общались? — спросил я, пока мы поднимались по лестнице. Взгляды родителей жгли мне спину лазерами.
— Да, а как же иначе?
— Братьям часто скучно с сёстрами.
— Джиу совсем не такая, как другие девчонки! Она классная! Она всё понимает!
— Здорово. Это тебе повезло.
— Я поверить не могу, что она вот так, ничего не сказав… Может, её кто-то заставил?
— Алёна не показалась мне напуганной или принужденной. Она выглядит очень уверенной в себе девочкой.
— Да, — вздохнул брат, — она такая. Крутая и ничего не боится. И умная. И красивая… Вот её комната.
Он толкнул дверь, и мы вошли в светлую мансарду со скошенным потолком и световым люком в нём.
Стол. Кровать на втором уровне, внизу кресло-мешок. Несколько мягких игрушек, изображающих неизвестных мне мультперсонажей. Шкаф с одеждой. Пустые стены. Пустое всё. Пустое для меня — для хозяйки комнаты проекционные поверхности рисуют и постеры на стенах, и украшения, и даже, возможно, пейзаж за окном. У детей больше нет ни книг, ни гаджетов, ни интерьеров. Для них наступило время кобольда.
— Всё выключено, — сказал Василий. — У меня есть доступ, но теперь ничего не осталось. Кажется, она удалила личный паттерн. Наверное, и правда не собирается возвращаться.
Парень искренне расстроился.
— Расскажи про неё, — попросил я.
— Что?
— Что-нибудь. Всё равно что.
— Ну… Она необыкновенная, понимаете? Вот я — обычный. А она — чудо! О чём угодно с ней можно говорить. О музыке, о фильмах, об играх, об отношениях… Другие девушки не такие.