— Я не понимаю многих твоих слов, численник. Но не́твари испокон веков порождались и поглощались Хозяевами.
— Они носитери автономий Пенроуза, — подтвердила Сэкиль. — Квантовые нейроны, синхронизированные кубиты. Анарог бозе-эйнстейновского конденсата, создаюссего квантовые эффекты на макроуровне.
— А я их, значит, растил вам на корм.
Удивительный я мудак всё-таки. Космологического просто масштаба.
— Антон Спиридонович, вас, уж простите за откровенность, использовали. Кобольд привёл вас в Жижецк, разыграл против Балия и, победив, получил доступ к уникальному ресурсу, — снисходительно пояснил Эдичка.
— Они поят детишек мёртвой водой, Аспид, — сказала Сумерла. — Таков договор.
— То есть, — уточнил я, — мои выпускники с самого начала никуда не уезжали и ни на какую работу в Кобальт Системс не устаивались? И не было никакой эпидемии аутической комы у вирт-операторов? Из них сделали новую высокотехнологичную версию покляпых? Покляпых два-ноль?
— Да, Антон-сама, — кивнула азиатка.
— И кого я за это должен убить?
— Меня. Себя. Всех. Для них не быро другой судьбы, поймите. Вы не погубири их, а спасри. Их всё равно здало небытие.
— В этом всё ваше «время Кобольда»! — зло сказал Эдуард. — Котлы с кипящим говном. У вас без кипящего говна ничего не работает.
— Нигде не работает, Эдуард, — вздохнула азиатка, — нигде. Вы возмуссяетесь, но и васа Дорама на паровом ходу. Дераете вид, сто прохое говно — насе, а хоросий пар — вас. Но есри не будет котров, то не будет и пара!
— Мы хотим это изменить, Сэкиль. То, что вы принесли с той стороны…
— Это дорого нам стоило, — сказала, выступив из темноты, чернокожая девочка. — Мы-то нырнули в кипящее говно, про которое вы так любите рассуждать. И вынырнули не все. А вы что сделали? Да нихрена. Так что не примазывайтесь.
— Теперь мы знаем, как создавать макротопорогии без связанных кубитов, — добавила азиатка. — Нам теперь не нузны фикторы. Но вы нам нузны ессё меньсе!
— Эй, вы, амбассадоры мирового говна, — обратился к ним я. — Просто верните ребят. Для вас они триггеры суперпозиций, открывашки для коробок, нейрокубиты, коллективный Наблюдатель, чего-то-там Бозе-Эйнштейна, фикторы и так далее. А для меня — дети, которых я подвёл.
— Послушайте, Антон Спиридонович! — сказал Эдуард. — Не надо принимать радикальных решений, к которым вы так склонны. Я предлагаю путь Дорамы.
— А разве Дорама — это не Кобальт?
— Нет, Антон-сама, они паразиты на Коборьде, — объяснила азиатка.
— Я бы назвал это «синергией», уважаемая Сэкиль. Антон Спиридонович, я ведь серьёзно говорю — дайте нам с Настей шанс!
— Дорама — это новый мир, пап. Дорама всем нравится!
— Кроме меня, Настурция.
— Люди полны боли, пап. Мы формируемся через травмы и передаём их своим детям. Всё, что не вызывает боли, кажется нам ненастоящим. Но эту цепь взаимотравмирования можно разорвать.
— Разве не это пытался сделать Кобольд? Но благие намерения неизменно приводят в жопу. И ваши приведут туда же.
— Настя, он не поймёт. Они не поймут, — заявил Эдуард. — К чёрту, мы уже получили капсулы. Мы можем решить сами!
— Что не так с капсулами? — спросил я.
— Капсулы «Макара», — сказала Нетта. — Они предназначены для фикторов. Там твои ученики создали из детской мечты Дораму. Там твои боль и одиночество создали из вирпа меня.
— Это интерфейс воздействия на неориентированные топорогии, — добавила Сэкиль. — Я их программировара. Теперь, когда твои родитери законсири свой труд…
— Мои родители убиты.
— Поэтому их нисего не отврекаро.
— Пойдём, Настя, мы, в конце концов, не обязаны их спрашивать, — сказал Эдуард. — Надеюсь, Антон Спиридонович, однажды вы поймёте, что мы были правы.
***
— Давай, доська, — сказала Сэкиль.
— Степан, пора! — девочка обращалась куда-то в пространство, наверное, они с приятелем подключены к проекции.
Пол вздрогнул. Что-то гулко хлопнуло, зашумела вода.
— Как будто трубу прорвало, — сказал Иван.