— Микульчик, не гони. Ты пьян и сильно преувеличиваешь.
— Я не сильно пьян и не сильно преувеличиваю. А тебе бы стоило задуматься, почему ты ведёшь себя так.
— Может, потому что это моя работа?
— Напомню, ты — не педагог и не психолог. Ты вообще по образованию журналист, то есть дилетант широкого профиля. Должность у тебя чисто административная. Как директор ты должен следить, чтобы стены вовремя штукатурили, продукты были свежими, постельное бельё — чистым, и бюджет сходился. То, что ты взял на себя всё, от успеваемости до психологической реабилитации воспитанников, — вообще-то полное безобразие. Ты просто некомпетентен. Это не говоря уже о том, что ты психически неустойчив и отказываешься от терапии. Тебе это сходит с рук только потому, что это Жижецк, где традиционно плюют на федеральные правила. Ну и потому, что городской бюджет рад не оплачивать тебе полный штат. Дети живы-здоровы? Приход с расходом сходится? Ну и ладно, крутись там как хочешь, лишь бы претензий к городской администрации не возникало.
— Микульчик, ты к чему клонишь-то?
— Антон, подумай, почему для тебя это больше, чем работа. Намного больше. Кого ты пытаешься спасти на самом деле?
— Иди ты нахуй, Микульчик, — сказал я и ушёл.
Ничуть не обидевшийся доктор помахал мне вслед пустым бокалом и полез в холодильник за следующей бутылкой.
— Нетта, к чёрту, меня ни для кого нет на два часа, — сказал я, вернувшись. — Если нас будут брать штурмом, лейте кипящее говно со стен и отпихивайте лестницы швабрами.
— Слушаюсь, мой генерал! — Нетта откозыряла, материализовав на своей прелестной головке белый с золотом кивер. — Будем держать оборону!
А я пошёл к сыну. Надо исполнять обещания. На два часа в день я принадлежу только ему.
Глава 9. Кэп
I WAS when I got up this morning,
but I think I must have been changed several times since then.
Lewis Carroll. Alice in Wonderland
В зеркале небритая помятая рожа. В глазах пустота и непонимание. Три кровати, с одной я только что встал. На другой спит изящная азиаточка в одних трусах. Отличная грудь. На третьей храпит квадратная в проекции женщина, не представляющая эстетического интереса. Хотя некоторые татуировки сделаны весьма художественно и не без фантазии. Особенно вот эта, на жопе.
Две полуголые тётки в комнате, а я сплю один? Со мной что-то не в порядке? Нет, вижу, очень даже в порядке. А теперь к менее важным вопросам: «Кто я?», «Где я?» и «Какого, собственно, хуя?»
— Оу, Кэп-сама, вы проснурись!
Ах, какие потягушечки, м-м-м…
— Вы, как всегда, рады меня видеть!
Азиатка бесстыдно указала пальцем на мой индикатор радости, бодро оттопыривший трусы.
— Нас. Он рад нас видеть, — внушительно сказала женщина-куб, выразительно глядя на неё.
— Конесно, Натаса! Нас обеих! Как всегда! Кэп-сама рюбит нас обеих, у него борьсое сердце.
— И не только сердце, — добавила Наташа.
Как бы так ненавязчиво намекнуть, что я вообще не в курсе, кто они? Хуже того, я не в курсе, кто я…
— Оу, Кэп-сама, вы зе нисего не помните! — вплеснула руками азиатка. Грудь её аппетитно подпрыгнула. — Не стесняйтесь, это нормарьно! Мы вам сесяс всё-всё объясним!
— Угу, — подтвердила вторая, отводя глаза, — вообще, нахрен, всё…
— Моё имя Сэкирь, это Натаса.
— Натаха, Кэп. А она Сэкиль, просто «л» не выговаривает.
— Вас зовут Кэп, вы зивете с нами, как нас муз и господин. Каздую нось вы теряете память, но мы вам всё рассказываем, не бойтесь. Сесяс мы все немного в опасности, но вы, конесно, справитесь. Натаса?
— Вот, Кэп, это ваше! — женщина протянула мне тяжёлый свёрток.
Внутри оказался пистолет. Магазин почти полный, без одного патрона, ещё два магазина в почах рядом с кобурой. В руках лежит привычно, пользоваться им явно умею.
— С обеими вами живу? — уточнил я на всякий случай.
Женщины переглянулись.
— Да, Кэп-сама, мы обе вас рюбим, и мы не ревнивые!
— Да, ничуть, вообще, Кэп! Так что не стесняйтесь, идите ко мне!
— К нам, — уточнила азиатка.
— Да, к нам. А то что он зазря торчит-то?
Азиатка, хищно изогнувшись, ухватила меня пальцем за резинку трусов и повлекла к кровати.