— Прости, больше не буду. Но и она пусть… А, ладно, плевать, правда. Ногами махать она горазда, но в другой раз я буду готова.
— Натаха!
— Всё-всё! Уяснила! Никаких драк.
— То-то же!
— Кэп-сама, я ей не доверяю! Я знаю, ты не доверяес мне, а я не доверяю ей, знасит, она в два раза подозрительнее! — Сэкиль косится азиатским глазом на негритянку. — Посему она как ты, а не как мы? Посему нисего не помнит? Это странно!
— А что здесь не странно, Сэкиль?
— Я буду средить за ней, Кэп!
— Да на здоровье. Всё равно заняться нечем.
— Эй, Кэп. Я не хочу обижать твоих женщин, но лучше бы им от меня отцепиться.
— Пожалуй, никто из них не подходит под определение «моя женщина». Не задирай их первой, и всё.
— Почему они не забывают, как мы?
— Не знаю. Если и знал, то забыл.
— Глупо как. А что мы будем делать дальше?
— Пойдём в столовую.
— В столовую? Ах да. Еда. Думаешь, она там ещё есть?
— Вот и проверим.
— Мне снова кажется, что мы входили на другом этаже, — сказала Натаха, осмотревшись на лестнице.
Ей никто не ответил, всем уже плевать. Сориентировались по меткам на стенах, пошли вниз, к нашему.
— Странно, дверь закрыта.
— Изнутри, — подёргал Сэмми.
— Кто там ломится? — послышался с той стороны испуганный голос.
— А кто там заперся? — спросил я.
— Эй, Кэп, это ты что ли?
— Ну я.
— Так что ж ты не говоришь, что это ты!
— Васятка? — дрогнувшим голосом спросила Натаха.
— А кто ещё? — Дверь открылась. — Привет, Натах. Здоров, Сэм, привет, Абуто, Сэкиль. Уже вернулись? Рано вы сегодня. Нашли что-то?
— Похоже, что да… Понять бы ещё — что именно…
— Ну, Стасик рад будет, он всё под себя гребёт, жопа поляцкая.
Мы слушаем его трындёж и молчим, озираясь. По коридору шляются люди. Кто-то идёт в душ с полотенцем на плече. Кто-то из душа — с мокрой головой. Кто-то в столовую, кто-то просто так болтается. Вон, кстати, Костик, тело которого мы упокоили в морозилке. Весь, целый, с головой на месте. А вон и его мудейшество — народный староста Станислав Анально-Альтернативный. Выступает нам навстречу, весь преисполнен говна. Всё как всегда. Как будто и не было кровавых разводов на стенах, исчезновений и ужаса.
— Кто все эти люди? — спросила Абуто тихо. — Почему этот мальчик знает, как меня зовут? Это похоже на ловушку.
— Не спеши. Я сам не понимаю, что происходит.
— Васятка! Живой, дрочило карманное! — на выдержала Натаха и обняла его, зажав худого парня между сисек.
— Натаха, ты чего? — задушенно пищал он.
— Я вот чего не понимаю… — начал вещать своим самым говнистым тоном дошедший до нас Стасик. — Община вас содержит не для того, чтобы вы…
— Заткнись, — сказал я ему. — Не до тебя.
Он выпучил глаза, но заткнулся.
— Кэп! — тихо сказал мне Сэмми. — А ведь они мёртвые все. Как есть мёртвые.
Проигнорировав возмущенные вопли Стасика и молчаливое удивление остальных, мы ушли в комнату.
— Так, я хочу понять хоть что-нибудь, — сказал я.
— Мне страсно, Кэп, — призналась Сэкиль. — Они какие-то не такие.
— Или наоборот, слишком такие, — задумчиво произнесла Натаха. — Как будто и не было ничего.
— Сэмми, что значит «мёртвые»?
— Кэп, они… Как я.
— А раньше были не такие?
— Я не знаю. Раньше я не был мёртвым. Или не знал, что я мёртвый. Может, они такими были всегда, и я таким был всегда, просто я этого не знал. А может, мы все умерли в ту ночь. Но я ведь хожу и разговариваю, хотя и мёртвый? Почему бы и им не ходить и не разговаривать?
— Кэп, открой, это Станислав! Я требую! — раздался стук в дверь.
— Пошёл нахуй, Стасик, — крикнул я в ответ.
Он заткнулся. Но это ненадолго, я его знаю. Даже смерть его не заткнёт.
— Не могу сказать, что мне стало понятнее, Сэмми.
— Что ты от меня хочешь, Кэп? Я сам не понимаю. Если ты меня выставишь за дверь, к этим, я, наверное, забуду всё и стану совсем как они. Буду бродить от столовой к сортиру и обратно, пялить баб в душе и спать без снов. Разве не счастье?
— Так что же ты не идёшь? Никто тебя не держит.
— Что-то не хочется.
— А чего хочется?
— Стать живым.
— Есть идеи, как это сделать?