Большеголовый дёрнулся. С шелестом подался вперёд. Мистический страх охватил фотографа, когда тело страшилища колыхнулось и расправилось неисчислимыми множеством щупалец.
Пашка не заорал. Пашка готов был, не проронив ни звука, сунуть руку в огонь, как легендарный Муций Сцевола, лишь бы сохранить снимки. Осторожно выверяя каждый шаг, Пашка пятился назад, не отрывая взгляда от наплывавшей опасности. А за спиной большеголового таяли барханы, падали последние капли, а выглянувшее солнце превращало их в мимолётные бриллианты. Таинственный сарай тоже растворился. Большеголовый обернулся. Теперь он напоминал гриб-переросток близ Чернобыльской АЭС. Пашка воспользовался подарком судьбы и, уже не заботясь о шуме, драпанул к центру. Там посреди белого дня чудики расхаживать не рискнут, будь у них хоть миллион противных отростков.
Центр пустовал. Пашка понял, что пропустил обед и превратился в нарушителя. Тихий час с приходом Электрички незаметно переименовали в комендантский. Редкий вожатый высовывался в это время из корпуса, а уж простой народ если и шлялся по округе, то не нахальничал и на центральную аллею не лез.
Двум смертям не бывать, а одной не миновать. И Пашка отправился к библиотеке, рядом с которой в просторной комнате народ обычно делал стенгазету. Бочком шмыгнув за дверь, Пашка позаимствовал из шкафа два ватманских листа, клеющий карандаш, плакатное перо пошире и бутылёк с алой тушью. Если уж выпал случай, то сенсацию народу надо преподнести собственноручно. Только раз замерло сердце и дрогнул карандаш, соскользнув с ровного полотна линейки, когда Пашке показалось, что в центральное окно заглянули холодные глазища большеголового. Но, оторвав голову от листа, создатель сенсаций никого не увидел.
Ещё не раздался сигнал подъёма, а Пашка вдавил в информационный стенд последнюю кнопку. Газета получилась на славу. Огромный заголовок «Девятый отряд нашего лагеря?» любой с лёгкостью прочитал бы и от столовой. Ниже в красивых рамочках расположились все девять снимков. В правом нижнем углу чертёжным шрифтом было аккуратно написано: «Специальный фотокорреспондент Павел Лакрицын».
На душе было привольно. Так чувствуешь себя, когда вписал в тетрадку последнюю цифру решённого примера. Или только что отбарабанил заученный параграф по географии и возвращаешься с «пятёркой». Лёгкая праздничная усталость, радость от успешно законченной работы.
Оставалось не уходить далеко и дожидаться признания широких масс. Пашка засеменил к столовой, чтобы оценить работу издалека. Но не успел он отбежать на пять шагов, как что-то треснуло за спиной, словно вырвали из тетради пачку листов.
Немея от ужаса, спецкор обернулся. Фотографии исчезли. Взору предстали девять уродливых дыр. Что-то опустилось внутри Пашки, что-то легонько тренькнуло и оборвалось. В тот же миг левое предплечье обхватила холодная рука. Длинные ногти в несколько слоёв покрывал фиолетовый лак.
— Понравилось приключение? — голос был мёрзлым, металлическим, и Пашка почувствовал себя так, будто что-то украл, да поймали его и ведут на жестокое наказание.
— Интересная вещичка, — пальцы исчезли с предплечья, а рубчатый ремешок «Полароида» поехал вверх, погладил левую щеку и взвихрил волосы.
Пашка стойко перенёс конфискацию имущества. Знал, что нет ему прощения.
— Не стоило тебе видеть струну, — бесстрастно заметила директриса.
Пашка молчал.
— Странные существа, верно? — Электричка не злилась, а словно исследовала Пашку, словно делала ставку на то, когда он заговорит.
Пашка понял, что сдерживаться больше не в силах. Быть может, со словами уйдёт и липкий страх, и гадостное чувство вины.
— Я таких только в книгах видел, — поёжился несостоявшийся специальный корреспондент, вспоминая страшил. — В сказочных.
— Теперь их бояться не стоит, — сказала Электричка. — Теперь они и превратились в сказочных героев. Теперь их не бывает. Потому что они ушли навсегда.
— А зачем они?.. — и Пашка качнул головой в сторону.
— Зачем ушли? — усмехнулась Электричка. — Затем, чтобы с ними ничего не случилось.
— А с нами? — забеспокоился Пашка. — С нами тогда чего может случиться?
— С нами ничего не случится, — холодно пообещала Электричка. — Но не случится по-разному.
Она нагнулась над Пашкой, и тот увидел, как выпучиваются глаза директрисы, превращаясь в два злобных шара с малюсенькими точками зрачков. Рот растянулся в широкую, до ушей, пасть, наполненную колючими зубами. Пашка испуганно отпрянул, но холодные пальцы, больно сжавшие плечо, не отпускали.
— Что такое? — удивилось страшилище. — Ты не заболел? — пальцы, коснувшиеся лба, напоминали сосульки. — Да у тебя жар. Пойдём-ка со мной. Ты писал что-то про девятый отряд. Так он не здесь. Пойдём-ка, я отведу тебя туда прямо сейчас.
Пашка, невпопад переставляя ноги, поплёлся за всевластной рукой в направлении изолятора.
— Не надо бояться, — говорил сквозь белёсый туман бесстрастный голос. — Я же обещала, что ничего с тобой не случится. Ни с тобой, ни со мной. В отличие от всех, кто здесь ещё остался.
Глава 11
Гипотезы и догадки
Один из новых флагштоков вырос прямо посреди палаты корпуса шестого отряда. Мы, как водится, стояли на линейке и ждали, когда над пробитой крышей взовьётся новое знамя. Я гадал, каким оно окажется на этот раз. «Красная» сообщили нам семь прежних. Что скажут восемь свеженьких? Если в них можно будет прочитать слово «струна», то мрачные догадки подтвердятся: в лагере и в самом деле готовится нечто паскудное.
Пока нечто паскудное случилось с корпусом шестого отряда. Не знаю, флаг ли подействовал на него или другие силы, но стены потрескались, штукатурка посерела, словно её нанесли лет сто назад, а доски веранды вспучились. От них так и веяло гнилью и сыростью. Я представил, какие они склизкие на ощупь, и меня передёрнуло.
Прежние обитатели корпуса хмуро толпились неподалёку. Рядом с ними высилась гора чемоданов и рюкзаков. Народ переводили в жилище первого отряда. Первоотрядники тоже не выказывали особой радости. Жить в палатках не казалось им романтикой, тем более, что на днях обещали похолодание.
Я ждал, каким он будет, десятый флаг.
Восьмой, трепетавший сейчас в самом дальнем углу лагерных территорий, представлял серую прямоугольную тряпку. Если бы небо затянули дождевые облака, то он бы просто исчез, как разведчик в белом маскхалате становится невидим для врагов, дрожащих в засыпанных снегом окопах. Но облака не добрались до нас, поэтому флаг мрачно реял, дожидаясь лучших времён. Если серость обозначала собой свою первую букву, то пари можно было считать выигранным.
Однако все карты спутал девятый флаг. На зелёном фоне сверкала серебром опрокинутая набок подкова. Явная буква «С», хотя по всем показателям должна была появиться «Т». Правда, зелёный фон можно было подогнать под траву, хотя трава даже в самые скучные дни не бывает такого тёмного оттенка.
Девятый флаг тоже пока никому не мешал, потому что вырос за противопожарным уголком, где сиротливо обреталось выцветшее изображение мальчугана в каске, на которой старательно вывели эмблему несуществующей дружины юных пожарников. Гвозди, на которых раньше висели лопаты, топор, вёдра и два багра, либо вытащили, либо утопили в густых кляксах огненно-кирпичной краски.
А вот десятый флагшток начал приносить проблемы в и без того странную жизнь лагеря. Я ждал, думал, кто-то заметит, что здание не может постареть настолько за одну ночь. Вот вам и доказательства, в отличие от монстров, которых не вытащить на линейку. И даже старания лагерного фотографа ушли впустую. Чуть нагнувшись, я попробовал дотянуться взором до четвёртого отряда. Но слишком длинным был строй, слишком много голов отделяло меня от той, которую я так жаждал увидеть.
Флаг взвился. Его даже нельзя было назвать флагом. Рекламный плакат во всей красе. Розовый закат переходил к вершине в лиловые тона. На переднем плане прямо на зрителя выдвигался небоскрёб в две башни. Половина его окон приветливо теплела жёлтыми светлячками. Рядом расположились домишки поменьше, но тёмные тона и непрестанно колышущее полотно смазывало контуры, оставляя внимательным зрителям прерывистые полоски окон. Ну, и как нам трактовать данное произведение искусства? Какую букву оно в себе прячет?