— Лучший сорт чая «Липтон» предложил пионер! — выкрикнул Алик и победно завертел головой, мол, ну, как я вам?
Но полукруг так и остался молочно-белым.
— Ты не смотришь рекламу по телевизору? — холодно осведомилась Электричка, и приколист четвёртого отряда понурился.
— Не-а, — пролепетал он. — У нас дома телека нету.
— Иногда он полезен, — усмехнулась Электричка, — учит правильно отвечать на неожиданные вопросы.
Глаза её смотрели уже на меня. Я напрягся. Меня била тревожная дрожь.
— В какой пустыне нашли самый крупный железный метеорит? Гоби или Кара-Кумы?
— Гоби, — наугад выкрикнул я.
Я неотрывно изучал лицо Электрички. Оно было бесстрастным. Никакие тени эмоций не отражались на бледной в серебряном свете коже. Дрожь вернулась. И проснулось подленькое желание сбежать прежде, чем меня уличили бы в неграмотности. Нет, вы поставьте меня напротив ворот, дайте нормальный шарик, и, богом клянусь, я вам вколочу хоть дюжину одиннадцатиметровых подряд. Но тут… По коже пробежали мурашки безнадёжности. Не получалось сбежать. Я должен был играть.
Взгляд оторвался от директрисы и скользнул по матово-молочным дугам. Дрожь сменилась приливом возбуждения. А вдруг я угадал? Нет, а вдруг? Ведь тут пятьдесят на пятьдесят. И половина удачи, значит, на моей стороне. И я увидел, как зажглась фиолетовая струна.
«Струна, — удивился я. — Какая же это струна? Причём тут вообще струны?»
Быть может, потому что верхняя красного цвета?! Что случится, если зажжётся она?
— Что такое периметр?
Я отдыхал! Тяжёлый взгляд переполз на Серёгу, а зал мог воочию насладиться уровнем моих познаний.
— Чего-то из геометрии, — пробасил Серёга и отвернулся, видя, как потух фиолетовый свет.
— Правильный ответ, сумма длин сторон.
Зал загудел.
— Вам были даны три попытки, — Электричка легко перекрыла шум зала. — Не могу сказать, что вы ими удачно распорядились. Вершина всё так же далеко, а в копилке смешная сумма в триста условных единиц, — несмотря на то, что голос Электрички оставался мёрзлым, в нём проклюнулась ехидца. — Из-за кого вы не продвинулись дальше? Какой козёл путался под ногами и сбивал вас с верного пути?
— А как выбирать? — робко спросила Лариса, ещё не успевшая оправиться от неудачи.
— Просто покажите пальцем, — улыбнувшись, разрешила Электричка. — Это небольшой отход от норм вежливости, но разве козёл нуждается в изысканных манерах?
Я ткнул в Алика. Туда же уставились пальцы ещё двух игроков. А на груди неудавшегося юмориста плясала алая точка лазерной указки, которой владел Петро. Оставшиеся чёрные метки поровну разделились между Ларисой и Серёгой. Я тихо присвистнул, надо же, кто-то не боится портить отношения с известным силачом. Потом поёжился. Один из смелых пальцев принадлежал представителю шестого отряда.
— Почему Басаров? — спросила Электричка у хозяина лазерной указки.
— Тормоз он, — сердито проронил Петро, — хотя думает, что медленный газ.
— А тебе чем не угодил Алик? — холодно осведомилась директриса у первоотрядницы.
— Из-за этого юмориста хренова, — прорычала девушка, казавшаяся минуту назад весьма симпатичной, — я даже поиграть не успела.
— Видишь, Басаров, — усмехнулась Электричка, развернувшись к объекту всеобщего внимания, ты думал, что чувство юмора выручает в любой ситуации. Но товарищи не оценили приколы, перечеркнувшие им дорогу наверх. Команда не хочет играть с тобой. Гнать козла!
— Гнать козла! — выкрикнул кто-то из зала, а из другого угла оглушительно засвистели, пока вжавший голову Алик боком продвигался к лестнице. К левой, естественно.
У края сцены его осветил бледно-фиолетовый луч. Из-за колонок выбралась Иринушка и указала на микрофон, сиротливо стоящий возле спуска. Алик мгновенно выпрямился и схватил блестящий цилиндр с тёмным шаром.
— Нельзя прогонять человека из-за одной ошибки, — звонко выплеснулся из колонок его голос. — Я же хотел, чтобы им интересней играть было… А они…
И отмахнувшись, Алик скользнул в сумрак зрительного зала.
— Второй раунд, — металлически дребезжащий тон быстро заставил забыть неудачника. — Продолжим с участницы, на которой остановилась стрелка судьбы.
Первоотрядница напряглась.
— В каком году человек впервые ступил на Луну? В 1969 или 1971?
— В шестьдесят… девятом, — голос неуверенно заплетался.
Из зала донесся ропот. Народ надёжно скрывала мгла. Только звуки долетали до нас от тех, кто следил за каждым нашим словом. Электричка замерла монументом.
Фиолетовая струна подтвердила правильность ответа. И молнии засверкали над тёмными башнями.
Ропот усилился и переродился в довольный рёв.
— Саксаул — это дерево или порода верблюда? — мгновение, а Электричка уже глядит на самую маленькую участницу.
— Дерево, — кивнула малютка.
Впервые вспыхнула струна синего цвета. Таким бывает предвечернее небо. И тут же проступил рисунок синей ленты на стене. А секундой спустя — серебряные силуэты, уходящие в небо. Казалось, ангелы шагают над грозовыми тучами.
— Осень какого года называют «Болдинской осенью»? — следующий вопрос предназначался Петро.
— Не знаю, — отрезал он и отвернулся в угол.
Обе струны погасли.
— Триста, — донёсся до меня шепоток Серёги, — всего лишь триста.
— Правильный ответ: 1830, - выделяя каждую цифру, голос Электрички перекрыл расстроенный шёпот игроков.
Я взглянул на того, кто готовился отвечать, и поймал встречный взгляд. Тусклый и недовольный. Потом ощущение чего-то неприятного растаяло. Паренёк уже смотрел не на меня, а на Электричку.
— В каком месяце отмечают День Космонавтики?
— В апреле, — бесстрастно произнёс обладатель мутного взгляда.
И я поспешно опустил взор, боясь снова наткнуться на припорошенные тоскливой злобой глаза.
— Какая книга является второй в знаменитой трилогии Дюма: «Три мушкетёра», «Десять лет спустя» или «Двадцать лет спустя»?
— Двадцать, — выкрикнула Лариса, но тут же поправилась. — Нет-нет, десять!
— Так десять или двадцать? — хищно осклабилась ведущая.
— Ну не «Три мушкетёра» это точно, — сказала Синицина. — Значит, остаётся выбрать из двух.
— И какую ты выберешь?
— Десять. Наверное, Дюма писал по порядку. Ведь все летописи пишутся по порядку.
— Вряд ли историки назовут трилогию Дюма летописью, — в глазах ведущей снова загорелись мёрзлые огоньки. — Наверное, это не обязывало Дюма соблюдать порядок, поэтому второй книгой была не «Десять», а «Двадцать лет спустя».
Лариса промолчала.
Нервная дрожь продрала меня до костей. Я только теперь вспомнил, что Алик уже не играет, и следующий вопрос — мой! Потусторонний флагшток дышал мне в спину болотной сыростью.
— Какие по счёту олимпийские игры проводились в Москве?
— Двадцать вторые! — улыбка счастья раскрасила моё лицо, а перед глазами встала римская цифра XXII.
Не! Ну как везёт! Именно я собирал значки о московской олимпиаде, и именно мне достался вопрос по ней. Есть, есть бог на белом свете!
Как и положено, фиолетовый свет обозначил мою победу.
— Когда было выиграно Петром Первым Гангутское сражение? В 1714 или в 1740?
— В 1714, - напряжённо выдавил Серёга.
Глаза его выпучились. Он страстно искал на лице Электрички отзвуки грядущей победы или бесславного поражения. Но бледное лицо с застывшей улыбкой оставалось непоколебимым. Зал притих в тревожном ожидании.
— Ты знал? — чуть повела головой Электричка.
— Не-а, — сказал Серёга и потёр переносицу. — Просто круглые даты выглядят слишком подозрительно.
А синяя струна уже полыхала, уже радовала наши души новой суммой, свалившейся в копилку.
— Какой газетой организовывалась полярная экспедиция, достигшая в феврале 1986 года полюса относительной недоступности? «Комсомольской Правдой» или «Известиями»?
— КэПэ, — раздельно произнесла гордая девчока со вздёрнутым носом.