— Зачем это заберут? — ну не понимал меня Сухпай.
— А вдруг он, как билет в кино. И его контролёр на входе забирает, разъярился я. Даже полную чушь на ходу выдумывать не так-то просто.
— Не, — заулыбался Колька, — так не бывает!
— А шестьдесят четыре флага в лагере бывает? — поддержала меня Инна.
Я набрал в грудь воздуха, чтобы пригвоздить тормозного Сухого Пайка к земле острым замечанием, но воздух иголочками счастья застыл у меня в лёгких. Рядом присела Эрика и принялась разглядывать план на моём колене. Слова булькнули в горле и растворились по причине полной своей никчёмности. Я только смог посмотреть на Кольку и зыркнуть в сторону Эрики, намекая, мол, вот есть же у нас и понятливые люди. На этот раз до Кольки дошло удивительно быстро. С другой стороны уже присела Инна, и Сухой Паёк просто нагнулся, чуть не заслонив весь свет. Я хотел ругнуться, но передумал. В полумраке план, хоть и на полароидном снимке, выглядел лет на двести древнее и казался чуть ли не картой пиратского клада. Да и мне самому следовало изучить план подробнее. Вдруг не наврал я, и заберут его если не на входе, то где-нибудь в другом самом неожиданном месте.
Синей дугой, отсекая правый верхний угол, проходила надпись «ПЛАН ПОДВАЛА». Буквы клонились влево и выглядели так, будто им довелось выпить ящик сорокоградусной. Прямо под первой буквой «П» начиналась лестница. Зелёные ступени, собранные в четыре пролёта, уводили к нижней границе. У самого края листа возле последней ступеньки валялось страшилище, похожее на вытянутый по струнке скелет, покрытый травянисто-лиловой мертвенной плесенью. Самым отвратительным на плане был громадный череп, нарисованный в самом центре. Счастье ещё, что он скалился не на зрителей, а яростно косил в сторону лестницы, словно и являлся тем стражем, которому велено её охранять. Мне не хотелось даже смотреть на подобный кошмар, поэтому я осторожно перевёл взгляд в самый низ. Справа, в нескольких сантиметрах от опрокинутого синюшного субъекта, неведомый художник нарисовал дверной проём. Зелёные завитушки образовывали косяк, а изогнутая капелька бронзы указывала местонахождение ручки. Прямо перед дверью пламенел зигзаг молнии.
— Это чё? — ткнул пальцем Колька прямо туда, куда был направлен мой взор.
— Электричество, дурак, — хмыкнула Инна. — Не видишь, разве.
— Это электричество? — спросила Эрика. Спросила меня! Сердце ухнуло. Кровь запульсировала в висках. Я уже не мог просто благосклонно кивнуть, подтверждая гипотезу Инны.
— Может быть, нам указывают место третьей атаки, — солидно заметил я.
— Разве, — пожала плечами Эрика. — А мне кажется, что атака будет, когда мы попытаемся пройти внутрь.
Я не мог оспаривать ни единого слова, сказанного её мелодичным голосом.
— Нет, — Инна быстро отказалась от своего предположения. — Раз Куба говорит, что атака будет там, значит она там и будет. Куба знает. Куба даже с Электричкой разговаривал.
— Там электричество, — если Колька проникался идеей, то свернуть его было невозможно. — Триста восемьдесят, во! Или нет, даже тыща. А может и больше, Сухой Паёк стал в позу и забубнил. — Напрасно мучалась старушка в высоковольтных проводах…
— Заткнись!!! — ребро ладони засаднило, настолько сильным оказался удар, когда, вскочив, я врезал по Колькиному горлу.
Колька хотел что-то сказать, но в горле только раздавались хрипы. Рот Сухого Пайка разевался, как у рыбы, выброшенной на берег.
— Так и убить можно, — резко выпрямилась Эрика.
Но я не видел её. Я видел только дедушку и бабушку, взявшихся за руки. А после только квадратный проём, в котором вспыхивали фиолетовые сполохи, очерчивая уродливо перекошенные железные конструкции мачт и неправдоподобно огромные изоляторы.
— Заткнись, — прошипел я, сжав кулаки. — И ты тоже.
Я сам вызывал катастрофу, но сейчас мне было плевать на все катастрофы, вместе взятые. Чёрные провода перечеркнули портрет Эрики. Фиолетовые сполохи растащили нас далеко-далеко. Ну и плевать. Пускай я останусь нескладной толстогубой каланчой, которая ни разу не станцует с мадемуазель Элиньяк ни на одной дискотеке. Вот только никто не будет прикалываться на тему о тех, кто угодил в ловушку электрических проводов.
На мои плечи опустились две ласковые ладони. Ладони не Говоровской, и уж не Сухого Пайка. Ладони Эрики Элиньяк.
— Не сердись, — прошептала она. — Я знаю, иногда так бывает. Мы что-то чувствуем, просто не можем объяснить. Но если в это мгновение мы изменим своим чувствам, то жизнь уже никогда не станет для нас счастливой.
Теплота рук проникла сквозь кожу и согрела что-то в далёкой глубине. Хоть кто-то, хотя бы один раз понял меня именно так, как мне было нужно. И рядом оказался не просто кто-то. Рядом, положив мне руки на плечи, стояла Эрика Элиньяк.
— Ладно, Куба, я лох, — Сухой Паёк умоляюще заглядывал мне в глаза. — Ну дурак я, ну не буду больше. Лады? Только ты это… не обижайся.
Тепло ладоней Эрики было сказочно прекрасным, словно она действительно явилась из далёкой страны Фантазии только за тем, чтобы поддержать меня в трудную минуту. Я заморгал глазами в бешеном темпе, чтобы прогнать неожиданно нахлынувшие слёзы. Плакать было нельзя. Командиры не плачут.
— Давайте смотреть дальше, — Инна с силой вклинилась между мной и Эрикой, прогнав тёплые ладони, и протянула мне подобранный с асфальта план.
— Давайте, — обречёно сказал я и снова присел.
Собственно говоря, неразобранной осталась всего лишь маленькая частичка. Зато самая важная. За дверью, вызвавшей столь продолжительные споры, протянулся коридор. К середине листа он неожиданно расширился. На образовавшейся площадке стояли два зелёных кубика. На каждом из них было нарисовано по молнии.
— А это тоже двери? — угодливо спросил Колька, теперь всеми силами искавший моё расположение.
«Двери», — хотел кивнуть я, но вовремя притормозил. Ну не похожи они были на двери.
— Есть ещё какие предложения? — осведомился я тоном большого начальника.
— Похоже на трансформаторные будки. Знаете, как в старых дворах, — выпалила Инна.
Я пожал плечами. Мой дом стоял в гуще новостроек. И я больше любил ездить в центр, а не шататься по окраинам, застроенным послевоенными домишками.
Эрика ничего не сказала. Колька тоже промолчал. После моего выпада он боялся говорить любую фразу, даже отдалённо связанную с электричеством.
За зелёными кубиками коридор обрывался. Не было больше никаких границ, чёрточек или контуров. На пустом месте был нарисован штырь, на конце которого поблёскивал шарик цвета морской волны. От шарика расходились концентрические окружности точно такого же, мягко-зеленоватого цвета. Одна из них ослепительно краснела. К последнему кругу прислонилось нечто неразборчивое, полустёртое. То ли дополнительная опора, то ли ещё одна дверь. Над рисунком скалилась миниатюрная черепушка. От нижней челюсти убегала прямая чёрная стрелка. Остриё упиралось прямиком в красный круг. О чём предупреждал черепок? То ли о том, что дотрагиваться до Красной Струны смертельно опасно. То ли о том, что Красная Струна держит жизнь одного не слишком хорошего существа.
— Осталось найти подвал, — тихо промолвила Инна.
— Так давайте искать! — воодушевился Колька, — а то ночь на дворе, а мы так на месте и сидим.
Ну насчёт ночи Сухой Паёк, конечно же, загнул. Тем не менее, порядком стемнело. Пролетавшие мимо автомобили поблёскивали фарами и габаритными огнями. Зажглись уличные фонари, да и на серых стенах домов начали вспыхивать светлые квадраты окон. Хотя небо над головой ещё приветливо синело, и звёзды пока не проснулись. Багряные облака весело вещали нам, что они-то ещё видят солнце, и день продолжается. А здесь сумрак, тихо крадущийся по переулкам, отвоёвывал с каждым мигом всё большую территорию.