— Покажем? — удивился я. — А что покажем?
— И нам неведомо, — вздохнула ясноглазая. — А мы так старались узнать. Мы даже ей вызвали проклятых империалистов, чтобы она показала.
— И показала? — заинтриговался я.
— Куда там, — всплеснула руками пухленькая. — Вы, говорит, ни за что на свете не добьётесь, чтобы я попросила у вас политическое убежище.
— А они? — история по непонятным причинам заинтересовывала меня всё сильнее.
— А они говорят, мол, мы и не предлагаем, — сухо сказала крючконосая.
— А дальше? — спросил я, видя, что пауза затянулась.
— А дальше неинтересно, — вздохнула ясноглазая. — Дальше ругань одна. Пришлось обратно всех отправить.
Я аж запрыгал. Мне тоже захотелось показать кому-то, да так, чтобы меня непременно отправили обратно. Потом я вспомнил, что обратно — это мрачный подвал, и на время передумал.
— Ну, — не дала мне помечтать крючконосая. — Ты уже определился?
— С чем? — испугался я.
— Не с чем, а куда, — ласково произнесла ясноглазая.
— У нас ведь только два пути, — кивнула пухленькая. — Или в котёл, или колдовать учиться. Так зачем тебя сюда прислали?
— Колдовать, — мигом выпалил я, но тут же поправился. — Вернее, это… учиться.
— И замечательно, — впервые улыбнулась крючконосая. — А то запропастился наш котёл, а на базар тащиться за новым, понимаешь, сынок, годы уже не те.
Я усиленно закивал, поскольку вариант с котлом меня никоим образом не устраивал.
Тут пухленькая склонилась надо мной, а ясноглазая неловко отодвинулась и наступила пухленькой на тапочку.
— Эй, — рассердилась пухленькая. — Ведаешь ли ты, дитя лесов, что только что отдавила пальцы полномочной принцессе Бритерианского престола?
— Фу-ты, ну-ты, — подмигнула ясноглазая. — Ведаешь ли ты, полномочная принцесса, что престол твой давно сгнил, а замок расхитили недобрые люди. А вот лес мой, верю, до сих пор стоит.
— Не следует наступать на ноги тем, чьё происхождение ведётся от небесных богов, — упёрла руки в бока пухленькая.
— Кто помнит богов твоего неба? — рассмеялась ясноглазая. — А обо мне слава гремела полтора века. И моя башня увековечена на полотнах великих мастеров. Так что посмотрим ещё, чьё положение ниже.
— Да ты… Да ты, — распалялась пухленькая. — Кому ты сейчас нужна? Кто ждёт тебя в твоём лесу?
— Не ждут, — сурово согласилась ясноглазая. — Кто ж знал, что большие города так иссушают волшебниц. Но и у тебя, знаешь ли, видок далеко не…
— Да помнишь ли ты, — перебила её пухленькая, зло вытаращив глаза и приподнявшись на цыпочки, — что меня ещё совсем недавно приглащали в Академию Юных Ведьм?
— Ага, — криво улыбнулась ясноглазая. — И чего ж не пошла? Не прельстила должность завхоза, после того как полтыщи лет держала в страхе Фландрию, а после четверь века слыла клыкастым ужасом Антверпена? Неужто ждала, что пригласят Повелительницей Тьмы? Знаешь ли, в твои годы такая должность…
Пухленькая внезапно пыхнула огнём, как далеко не самый маленький дракон, но пламя обвилось вокруг ясноглазой, не причинив ей видимого вреда. Ясноглазая высунула язык, словно первоклассница, и засмеялась, заскакав на одной ножке.
— Это что, — крючконосая знала правило «двое дерутся — третий не лезь», поэтому обращалась ко мне. — Я тоже не последней фигурой была, — глаза её мечтательно закатились. — Корчму держала. Кто только в этой корчме не бывал…
— О! — обрадовался я. — Знаем, знаем, — и, встав в позу, продекламировал:
— Да ты, сынок, по балладам мастер, — похвалила меня победительница всадников и хвастливо повернулась к притихшим соперницам. — Слыхали, сколько веков прошло, а до сих пор про меня песни складывают.
— Это не я, — возможность присвоить чужую славу была скромно отвергнута. Это КВН.
— Ну так что ж, — милостиво кивнула крючконосая. — Тоже, видать, наш человек.
— И не человек вовсе, — горячо заспорил я.
— Тем более, наш, — мягко оборвала мой порыв героиня весёлой песни.
— Давайте лучше колдовать учиться, — проворчал я, опасаясь, что затишье вновь перейдёт в выяснение отношений.
— С чего начнём? — спросила ясноглазая.
Вот тут я замолк. Не обучали меня чудесам раньше. Я знал, что в школе сначала учат писать палочки, а уж потом цифры и буквы. Но с чего начинается колдовство, даже предположить не мог.
— Звёзды зажигать ему ещё рано, — проворчала крючконосая и уставилась на небо.
Естественно, кому придёт в голову зажигать звёзды, когда на дворе полдень. Тут в желудке весьма неприлично заурчало, и, чтобы загладить свой промах, я громко завопил:
— Давайте с еды.
— Неплохо для начала, — улыбнулась ясноглазая. Из всех она мне нравилась больше. Настолько, насколько могут нравится старушки.
— Давайте я, — выдвинулась вперёд пухленькая. — Никто ведь не будет спорить, что в еде мастериц лучше меня не сыскать.
Никто спорить не стал.
— Тут всё просто, — ласково сказала она, видно, отдавленные пальцы больше её не беспокоили. — Прежде всего, представь, что желание уже свершилось. Если трудно так сразу, то можешь закрыть глаза.
Я представил. Рядом с крыльцом в тени тополей я поставил столик, так чтобы белые кресла не смотрелись бесхозно. Столик тоже был белым, дабы не нарушать гармонии. Почему нельзя её нарушать, я не знал, но чувствовал, что это важно. На столике первым делом возникла громадная чаша, наполненная мандаринами с горкой. Потом четыре вскрытых консервных банки с минтаем, горбушей, ставридой и килькой в томате. Затем широченная коробка конфет «Камские Огни» и напоследок глубокая тарелка, наполненная солянкой, где в переплетениях капустных водорослей плавали кусочки розового мяса и ровненькие сосисочные колечки. Тут же я обругал себя и соорудил ещё три точно таких же тарелки. Пришлось добавить ещё и стул. Редкий такой, без спинки, зато с крутящимся сиденьем. На таких положено сидеть только тем, кто умеет играть на рояле. Я не умел, но решил, что колдун ничем не хуже, чем пианист, пусть даже он — прославленный лауреат всевозможных конкурсов.
— Представил картинку? — донёсся голос пухленькой.
Картинка получилась на славу, и я кивнул.
— Теперь обозначь, что ей мешает возникнуть наяву, — посоветовала пухленькая.
Что мешает? Да ничего! Я даже мандариновый запах почувствовал. И чуть-чуть шоколада. Поэтому, наверное, и распахнул свои моргалки. И первым делом увидел столик, на котором красовалось всё вышеперечисленное.
Колдуний мои успехи озадачили. Крючконосая осторожно трогала зубчатый край откупоренной банки. Спец по еде принюхивалась к аромату, поднимающемуся от тарелок. И только ясноглазая радовалась тому, что у меня получилось.
— Странные дела творятся, господи, — прокряхтела крючконосая.
— Надо б испробовать, — пухленькая кивнула в сторону тарелки.
— Кто ж рискнёт-то? — задумалась ясноглазая. — Дело новое, непроверенное.
Я не думал. Я плюхнулся на круглое скользкое сиденье, крутанулся налево, крутанулся направо и принялся наворачивать за обе щёки. Шутка ли, сутки не ел. Ложка забрасывала в рот всё новые порции обжигающе острой жидкости и успевала попутешествовать по всем четырём банкам. Я жалел лишь об одном: что не заказал хлеба!
Видя мои успехи в конкурсе проглотов, колдуньи, приземлившись в кресла, осторожно попробовали солянку. Скоро их ложки заметно убыстрили темп, но до скорости олимпийской команды по академической гребле, которую демонстрировал я, старушкам было далековато. Тарелка опустела. Оставив консервы на откуп колдуньям, я распечатал коробку, загрёб три конфеты разом, а потом принялся заедать шоколад мандаринами. Это вам не апельсины или грейпфруты. Чистятся моментально. Гора оранжевой кожуры росла на глазах. В таких же пропорциях увеличивалось и уважение ко мне со стороны волшебниц.