Наше путешествие продолжалось. Только темпы значительно поубавились. Впереди, как положено, шёл я, вглядываясь во тьму. За мной семенили девчонки. И замыкал процессию Сухой Паёк, которому не давали отстать страх и гордость.
Внезапно я перестал чувствовать стены. Потом понял, что несколько посветлело. Сияние то ли нисходило откуда-то с невидимого потолка, то ли его выделяли два громадных кубища, высившихся невдалеке. В общем, мы оказались в зале. Света, чтобы проверить, круглый ли он, не хватало. Только две тёмных громадины, да неясно светящийся контур двери впереди. Цель теперь находилась весьма близко, в каких-то десяти метрах. Осторожно приблизившись к махинам, я услышал низкое гудение. Оно напомнило мне что-то знакомое. Может быть, вентиляторы? Не то! Шум движка? И эту гипотезу пришлось отринуть. Но что же там пряталось внутри?
Наконец, мы подошли к самой двери. Слов на ней не обнаружилось. То ли предупреждений уже не требовалось, то ли не планировалось, что кому-то удастся проникнуть в подвал настолько глубоко.
Никаких признаков ручки я не увидел. Тогда пальцы правой руки тихонько толкнули дверь. Та и не шелохнулась. Тогда я впечатал в холодную отполированную гладь обе ладони. Створки не сдвинулись ни на миллиметр. После крепость преграды испробовало плечо. Дверь была как влитая. Я растеряно обернулся и оглядел своё войско.
— Наверное, надо на себя потянуть, — неуверенно предположила Инна.
Я снова вернулся к двери, подцепил правую створку за квадрат, выступающий из общей поверхности и нежно, чтобы не сорвались пальцы, потянул к себе. Дверь не пошевелилась, а пальцы легко соскользнули с невысокого выступа.
Последнюю попытку штурма я предпринял, засунув в щель между створками лезвие Колькиного карманного ножичка. Оно продвинулось на полсантиметра, а потом увязло так прочно, что на вытаскивание его обратно я истратил последние силы. Приключение застопорилось.
Быть может, нас отделяла от Красной Струны всего одна дверь. Но именно её мы и не могли преодолеть. Колька уныло сполз по стене и успокоился, устроив подбородок на коленях. Девчонки загрустили. А я просто не знал, что делать. Идти назад казалось полной чепухой. Топтаться возле двери — ерунда не меньшая.
— Да, господи, — пробурчал я себе под нос, — ну вот что угодно сделал бы, только бы оказаться за дверью.
Словно услышав мои слова, массивные механизмы загудели сильнее. С их стен посыпались голубые искры, превратившиеся затем в фиолетовые молнии. Теперь я понял, что находилось в зале вместе с нами. Неведомые создатели разместили здесь два огромных трансформатора. Электричество и тут не желало оставить нас в покое. В воздухе запахло палёным, словно обмотка перегревалась, и её вот-вот могло закоротить.
С тошнотворным шлепком откуда-то сверзилась тёмная масса, на которой тут же проклюнулись три огненных глаза. В нашу компанию прибавилось существо, напоминающее то ли уродливый гриб, то ли сошедшее с небес грозовое облако.
— Ну что, командир, — проверещало оно, обращаясь ко мне. — Ты обещал сделать, что угодно. Не пугайся, многого не потребуется. Просто выбирай.
— Чего, — опешил я.
— Мучеников, — голос существа напоминал скрежетание листа жести по асфальту. — Смотри сам, два алтаря, — двести чёрных щупальцев указали на левый куб и столько же — на правый. — Две жертвы. Но командир ты, значит, и назначать их тебе.
Я беспомощно посмотрел на своё войско. Они то смотрели на меня, то кидали мимолётные испуганные взгляды на сгусток. Они не бежали. Они ждали, что сделаю я. Мой поступок решал судьбу всей команды.
— Во-первых, — жёстко сказал я, осмелившись приблизиться к страшному пришельцу шага на полтора, — никто тут ни мучиться, ни умирать не будет…
— А во-вторых, — резко оборвал меня сгусток, — сейчас каждый алтарь требует себе по жертве, но не пройдёт и трёх минут, как их аппетиты удвоятся. Тогда твои слова не будут стоить даже выгоревшей спичинки. Алтари просто заберут всех разом.
Глава 40
Красная Струна
Последние метры, последние секунды. Этого ещё нет, но это будет. Только никто не знает как. Красный цвет, как заря надежды. Как предупреждение забыть всё и начать сначала. Потому что, пройдя контрольную точку, осознаёшь, что накопленное ранее теперь превратилось в ненужный балласт. Никто не знает, чем станет мир, когда время Красной Струны начнёт отсчёт. Быть может, это просто скольжение с горы, куда взбираешься с изначалья. Всё короче метры, всё быстротечнее секунды, всё ближе она — точка, откуда нет возврата. Но нет и страха. Есть только ошеломляющее чувство освобождения.
Что всё только ещё начинается.
Если чужие конечности не оборвут Красную Струну в очередной раз.
Трансформаторы затрещали ещё сильнее.
— Ну что ж, — проскрипел сгусток, — прощай, славный воин, не нашедший мужества принять решение.
И исчез, рассеялся, словно туман под лучами солнца.
Время текло, как и прежде, но мне казалось, что воронка песочных часов из узкого горлышка превратилась в широченную пробоину, куда, словно в чёрную дыру, уносились мгновения, из которых соткана моя жизнь. И последнее уже подбиралось к самому краю, чтобы невозвратимо обрушиться. Молнии разветвились и начали расти. Они колыхались под потолком. Они пронизывали воздух над самыми нашими головами. Они ударяли в каменные плиты пола, взбивая пыльные фонтанчики. Я ещё цеплялся за край. Я ещё жил.
Неужели всё потеряно? Неужели ничего не изменить? Да, я готов был сделать, что угодно, только бы дверь, ведущая к тайне нашего путешествия, отворилась. Но кто же мог предположить, что в «что угодно» запихнут такую мерзость? Дверь откроется, если я сам соглашусь, чтобы из рядов моей команды выбили двух бойцов. Дверь откроется, если я предам их. Выберу жертв, возлагаемых на алтарь. Голова отяжелела, не желая примириться с жестокой реальностью. Ах, если бы я нажал на красную кнопку. Отправить на верную гибель трёх бабушек-колдуний казалось мне гораздо меньшим преступлением, чем отдать трансформаторам хоть одного из нашей команды. Почему-то бабушки-колдуньи не казались мне теперь настоящими, в отличии от Кольки, Инны, Эрики и себя. И я думал, что, появись сейчас передо мной красная кнопка, палец торопливо вдавил бы её без всякого сожаления. Пускай погаснет маленький далёкий мир, только бы выбраться из подвала вчетвером. Плевать на Электричку, плевать на шестьдесят четыре флага, плевать на то, что случится потом. Что бы ни произошло, оно будет не по моей вине. Тогда как гибли мы сейчас именно из-за незадачливого командира.
Голова раскалывалась от безысходности. Палёный воздух обжигал лёгкие. Когда же закончатся три минуты. А вдруг, вдруг время в подвале остановилось, и нам ничего не грозит?!
Вдруг всё это происходит не по-настоящему.
Эрика тихо вскрикнула, когда сиреневая молния коснулась её щеки.
А мои указательные пальцы ткнули прогорклый воздух.
Левый указывал на Кольку.
«Прости, Сухпай, — думал я. — Прости, Колечный. Прости меня, Востряков. У тебя вывернута нога, и тебе не суждено добраться до Красной Струны. Я не могу оставить тебя здесь, даже если укажу на себя. Ты не доберёшься, и тогда гибель двоих будет напрасной потерей, потому что остальные двое не выполнят миссию. Прости меня за это…»
Правый протянулся в направлении застывшей Говоровской.
«Прости, Инночка, — чуть не плакал я. — За всё, чем ты старалась мне угодить, вот такая тебе досталась награда. Я не держу на тебя зла. Ну ни капельки! Только пойми, что я указываю на тебя просто потому, что никогда не смогу указать в сторону Элиньяк».
Сетки трескучих молний упали на выбранные жертвы и утянули их. Кубы смачно заурчали и затихли. С лёгким шелестом створки таинственной двери откатились в сторону и исчезли в пазах, вырубленных в косяке.