— Живей, сейчас закроют «окно»!
«Окно», вот оно что! Границу пересекали нелегально, отсюда весь этот ажиотаж и неразбериха. Импульсивно я протянул Наймарку свой комплект — дерзайте сами, мне эта заварушка и даром не нужна. И тут же понял: поздно, трейлер укатил, и вряд ли меня бы взяли обратно — в любом случае. Однако вездесущий Португал уже заметил мое движение и в течение секунды взвесил все «за» и «против». Меня он терпеть не мог (взаимно), и я уже не сомневался, что именно меня оставят подыхать в этой семидесятиградусной жаре, — но плотоядный взгляд его нехотя соскользнул с моей фигуры и остановился на ничем не примечательном пареньке из второго отделения.
— Ты! Да, ты! Снимай комплект, быстро!
Когда он успел выхватить пистолет? Парень что-то мычал сквозь забрало, он уже опустил шлем со светофильтром -вообще, насколько помнится, это был образцовый десантник. Он воспринял все как простое недоразумение.
— Снимай! — вопил майор, хватаясь за костюм и сам сдергивая его с бедолаги, обрывая кнопки. — Пересидишь под навесом… Я вызову помощь, заройся в песок… — И, продолжая нести такую ахинею, Португал сорвал с боевика термокостюм и указал ему пистолетом самое затененное место под навесом. — Сейчас свяжусь с трейлером, недалеко…
Он швырнул комплект Наймарку — одевайся, мол! У меня не было и тени сомнения, что, будь на то его воля, именно мы с Наймарком остались бы здесь подыхать, словно караси на сковородке, — а вот поди ж ты, оказались ценнее!
Мы напялили широченные термокостюмы поверх обмундирования — сразу стало легче, заработало внутреннее охлаждение; тем временем десантник убрел, пошатываясь, в дальний угол под навесом и замер там, тупо уставясь в стенку, еще не понимая, что для него все кончено. Португал подвел остальных к противоположному выходу и указал в раскаленной белесой пустыне, среди завивающихся смерчей, на нечто вроде палатки. Или завалившейся кровли — в песчаной дымке трудно было определить форму и расстояние.
— Все видите? Двести пятьдесят метров, нужно добежать во что бы то ни стало, там укрытие.
Это самый трудный этап, дальше пойдет легче… Вперед!
И первый из десантников бросился, очертя голову, к далекому песчаному конусу, а мы все напряженно всматривались в его фигуру, исчезающую среди песчаных вихрей в ослепительном солнечном свете.
— Упал? — сам у себя спросил Наймарк и тут же поправился: — Нет, добежал…
— Следующий! — рявкнул Португал.
Я весь кипел от жары и злости: вот в чем надо было нас тренировать, вместо того чтобы гробить на первом же этапе превосходных бойцов; что значит начальственное головотяпство! Как бы отвечая на мой негодующий взгляд, майор нехотя буркнул:
— По первоначальному плану этого не предполагалось… Следующий!
Следующими помчались женщины, попарно, держась за руки. Все достигли цели благополучно, это нас несколько приободрило.
— Женщины, — пробормотал Наймарк, — гораздо выносливее мужчин…
Тут я взглянул на него и понял: он смертельно боится, все его существо трепещет от одной мысли, что придется бегом одолевать этот ад. Хотя у него, как и у меня, не было никакого лишнего груза, он не верил, что добежит. Лицо его стало серым, усеянным, словно бисером, капельками пота. Я крепко взял старика за руку, и по следующей команде мы бросились вперед.
Я никогда не забуду это солнце, это пекло (не образное выражение, а именно пекло), эту как бы замедленную пробежку, когда будто движешься в густой раскаленной магме, да еще тащишь за собой труп — а именно в инертное тело обратился Наймарк, одолев лишь треть расстояния. Мы падали раз пять, и каждый раз было такое ощущение, что пальцы погружаются не в песок, а в расплавленный металл, — не будь у нас перчаток, мы бы добрались до места с обугленными руками. В полубреду мне казалось, что я обратился в огнедышащего дракона, который почему-то не изрыгает пламя, а втягивает его в свою пасть и легкие… Словом, когда мы, хрипя, свалились на цементный пол под вожделенной покосившейся кровлей, мало кто думал, что это нам сойдет с рук, особенно старикану Наймарку, которого долго откачивали. Тем временем прибыли и остальные в таком же, пожалуй, виде, что и мы: с вытаращенными глазами и разверстыми ртами. И последним, как подобает капитану, явился командир группы Португал — отнюдь не на исходе сил, как все, а скорее как победитель после девятого раунда, измочаленный, но торжествующий. Тут оказалось, что у нас есть потери: двое не добежали, во-он лежат, — показал майор, отдуваясь. В самом деле, два неподвижных бугорка слабо виднелись на тропке: один вдалеке, второй почти рядом, ветер трепал его термокостюм, и казалось, что он все еще шевелится.
— Итого трое, — суммировал майор, и я понял, что он сосчитал также и оставшегося под навесом. — Подъем!
Десантники нехотя вставали и осматривались — куда же еще идти, неужели опять такая пробежка? — но Португал показал на широкий круглый люк в полу, совсем незаметный под навеявшимся песком, и двое здоровяков тут же отвернули фрамугу. Из проема потянуло прохладой, свежестью и — невероятно, однако его ни с чем не спутаешь — дыханием потока холодной воды… Неужели вода?
— Вниз!
По зыбкой почти отвесной лесенке мы спустились в темное помещение, заполненное какими-то угрюмыми котлами, цистернами, корпусами гигантских насосов. Вдоль стен, как водится, тянулись кабели и ржавые трубы, на весь машинный зал (я мысленно назвал это машинным залом) было лишь два светильника, которые Португал тут же включил. В центре зала был квадратный проем, огражденный стальными прутьями, но — главное — в проеме этом шумел, пенился, бился могучий поток воды!
— Насосная станция, — сказал Наймарк, который постепенно приходил в себя. — А может, запорная, не могу понять пока что. В принципе вода на ледник должна идти самотеком…
Быстро они очухиваются, эти ученые южане-книгочеи. Группа разоблачалась, снимала ненужные теперь термокостюмы, да и униформу… Ах ты черт, из огня да в полымя, в воду то есть! Португал мрачно похаживал перед строем полуголых людей, женщины жались в углу зала.
— Достать подводную экипировку и приготовиться к спуску, — перекрывая шум потока, командовал майор. — Первыми в группе пойдут капралы, сразу за ними — женщины. Замыкать группу будем я и сержант. Перед погружением включить светильники, держаться кучно. Радиопереговорными устройствами не пользоваться: нас могут засечь, мы пересекаем рубеж нелегально.
— Далеко это? — спросил мой сосед по строю, с опаской поглядывая на кипящий поток. Давно ли он изнемогал от жары, а сейчас вся кожа его пошла пупырышками.
— Это не твое дело, я дам знать, — отрубил начальник и тут же скомандовал: — Надеть гидрокостюмы!
Гидрокостюмов, к счастью, оказалось именно столько, сколько надо. При тусклом свете ламп я пытался различить Норму в дальнем углу, но это не удавалось. Рядом со мной в подводное снаряжение облачался тощий, дрожащий Эл Наймарк.
— Готово?
И на рифленую сталь мостика вышли, будто красуясь, два богатыря-капрала, два ладных удальца, что только сейчас промчались вихрем по раскаленной сковородке, а теперь вот готовы занырнуть в темную, непроницаемую стремнину и мчаться в ней, пока не дадут отбой или пока не кончится сжатый воздух в баллонах.
— Пошел! — махнул им рукой Португал, и только два белых буруна скользнули под настил. — Пошел!… Пошел!… Времени мало, пошел! Пошел!
Должен сказать, что только спервоначалу плавание в подземном потоке кажется ошеломляющим трюковым действом, в котором зачем-то принудили участвовать и тебя. После первых же кульбитов и кувырков, которые совершаешь по неопытности, просто от внезапности перехода из стихии в стихию, тут же инстинктивно начинаешь прилаживаться к потоку, к его мощному стремительному движению и в дальнейшем, несомый в его невидимых, но ощутимых, словно упругие удары, водоворотах, стараешься лишь не упустить из виду находящихся рядом таких же, как ты сам, ныряльщиков, окруженных тусклым ореолом света нагрудных фонариков. А мимо с шальной скоростью пролетает бесконечная бетонная стенка, к которой не следует приближаться, — чиркнет, закрутит так, что выправишься только в хвосте группы, а то и вовсе отстанешь в темном тоннеле, заполненном бешено мчащейся водой. После первых двадцати минут постепенно привыкаешь к тому, что тебя несет и вертит, словно щепку; примерно через час появляются навыки автоматизма в управлении телом; еще через час этот пролет в трубе начинает казаться однообразным до скуки аттракционом; а дальше уже появляются признаки утомления — не хочется снова и снова перегруппировывать тело на скруглениях трубопровода, распяливаться при ускорениях, сжиматься в шарик при замедлениях, хочется просто оставить поскорее этот плотный вихрь и опять оказаться на свету, в привычном прозрачном воздухе…