– Ты мне еза пливезёф? Вот такого! – Она сжимала маленькие ладошки в такой же маленький клубок и щурила глаза. – Пливезёф?
– Привезу, привезу. Если они в спячку не залегли. Иди к матери и помоги ей по хозяйству. Ты же у неё помощница.
– А ты пливези.
Кудри соломенного цвета мягко касались Грининых рук. Он любил дочку, а Алёнка и дня не могла прожить без Грини.
Несколько раз охоту откладывали. Что-то не срасталось: то не было хозяина на пасеке, то машина ломалась, а то и вовсе – не было бензина.
Дробовик, вылизанный до блеска, был готов к большой охоте, а обстоятельства всё не давали его испробовать. Очередной раз испытав досаду, Гриня садился на маленькую табуреточку и раскладывал дробовик, приводя в восторг семилетнего Жорку. Жена на его блажь почти не реагировала, лишь посмеиваясь:
– Вам не охота нужна, а компания. Да водки нажраться!
– Ничего ты, Людка, не понимаешь. Что я, за полсотни вёрст водку пить поеду? – оправдывался Гриня.
– Вот именно. У вас же одно на уме. От жены сорваться да от детей. Думаешь, не знаю?!
Ворчание было безобидным и сводилось к тому, что Гриня – добытчик и к ноябрю в доме непременно будет мясо.
День выдался нелёгкий. В школе опять не дали зарплаты, и настроение у Грини было «ни к чёрту». Замотанный делами, он и думать забыл об охоте и медведях, сидел в своём потёртом кресле и перелистывал классный журнал, который взял на выходные. Не хотел он брать классное руководство, однако лишняя сотня карман не давила и на дороге не валялась. Хлопот, естественно, прибавилось, но за семь лет работы в школе Гриня привык, полагая, что проблемы решаются сами собой. Неожиданно в проёме выросла Пашкина фигура, а за ней незнакомый Грине мужик.
– Чего расселся? – прогорланил он с порога. – Собирайся. Мы же утром договорились. Или ты не едешь?
Наглый Пашка, как всегда, застал врасплох Гриню. Он совсем забыл. Да и со школой завертелся совсем. Видя, как блестят Пашкины глаза, он тут же нырнул в подпол за дробовиком, на ходу прихватывая банки со всякой снедью.
– Может, картошки набрать, – лепетал он, высунув из дырки счастливую физиономию.
– Кончай там возиться! Бери свой дробосрал и поехали. Машина ждёт. Мы на улице, – бросил Пашка через плечо и хлопнул дверью.
Гриня пулей вылетел из подпола. Собравшись по-солдатски, за сорок секунд, он побросал всё в рюкзак и, прихватив дробовик, выскочил из дома, даже не попрощавшись с женой.
Увидев машину, Гриня растерялся. Из всех окон старого «Уазика» на него смотрели знакомые рожи и дружно курили. Все его представления об охоте в один миг потеряли цвет, превратившись в серый заурядный поход за грибами в местный сквер с вытекающими последствиями.
– Ты деньги захватил? – спросил его Пашка. Этот вопрос вернул Гриню на грешную землю.
– Деньги? Какие деньги? В школе с начала года зарплату не давали. А зачем? Хлеба я взял.
– Какой хлеб?! – заорал неожиданно Пашка. – У нас бензина до заправки не хватит доехать!
Гриня поймал на себе дюжину взволнованных глаз и понял, что все его планы опять летят ко всем чертям. Он пошарил в карманах, осознавая свою вину перед «народом». Но кроме замусоленной тысячи, на которую и булки хлеба не купить, ничего не нашёл.
– Дай сюда! – Пашка бесцеремонно выхватил купюру и полез в кабину. – Ну, чего отсвечиваешь своей пукалкой! Поехали!
На поиски денег ушло больше часа. За это время нервы Гринины совсем сдали. В машине было ужасно тесно, и все курили, а Гриня не терпел табачного дыма. У него разболелась голова, и он с трудом удержал себя, чтобы не вылезти из машины и не послать всех куда подальше. Наконец-то бак залили почти доверху, отчего даже у Грини поднялось настроение. Это дело тут же, в машине, отметили, и «Уазик» с шумом и треском, выбрасывая из-под колёс сноп пыли и камней, выскочил на трассу.
За окном уже смеркалось. В голове у Грини всё перемешалось. Тело потрясывало от выпитой поллитры на пятерых. Но даже полстопки сделали своё дело, а потом и дорога укачала его. В голове вновь замелькали цветные картинки предстоящей охоты, и Гриня закрыл глаза.
Очнулся он от сильного удара о стекло. Его едва не расплющило. Двигатель ревел, как зверь, вгрызаясь колёсами в разбухшую от осенних дождей почву. Как таковой дороги не было. Была ложбина, до безобразия разбитая колеями от разных машин. В любую секунду «Уазик» мог сесть на брюхо и стать добычей, увязнув обоими мостами в жирном месиве. Но водила, по-свойски пуская сквозь зубы дым и мастерски вращая рулём, всякий раз вытаскивал своего конька из глубоких ям, словно родился за баранкой среди этой грязи. Он отлично знал своё дело и отвечал на каждую пройденную яму хорошим матом, умудряясь при этом вести беседу с дружками.