– А с кем, Миша? Ты не знаешь, кто вокруг. Ты думаешь, я не понимаю? Это уже не байка, и лучше бы мне ничего не знать об этом. Не пойму только, куда он делся. Не видно его стало. Как с Луковой съехал, больше не видел. Говорят, в Амурзете с бабкой какой-то живёт. Сколь раз мог увидеть и ни разу не встретил.
Мишаня и сам не мог припомнить, когда видел старика в последний раз, не считая странного обстоятельства, когда ему пришлось заночевать на Луковой. И та ночь по-прежнему стояла перед его глазами, оставаясь яркой страничкой в его скудном бытии. И как только мысли об этом странном факте исчезновения проникли в его голову, он вдруг почувствовал всем сердцем необъяснимую и ничем невосполнимую тоску.
Так и дождались они в молчании, когда за окном начало светать и ночь незаметно растворилась в утреннем холодном тумане. В нём, как остатки минувшей ночи, на своей жерёбой кобыле растворился и сам Костыль, напоминая собой в причудливой утренней дымке лесное пугало. Не дожидаясь, когда тот вернётся с охоты, Мишаня неспешно собрал свои вещи, покидал их в кабину и подался в обратный путь. Не хотелось ему напрашиваться на делёж ещё не убитой добычи, хотя и он не прочь был набить живот жареной козлятиной. Но разве это последний раз? Впереди была дорога с ухабами и колдобинами, напоминающая его собственную жизнь, полная приключений, которых ему так не хватало в последние годы.
«Домашоня изюбр». Мысль эта, как и лёгкая грустная улыбка на его лице, всё ещё вертелась в сознании. «Домашоня…» Даже одно произношение этого имени вызывало в нём странную реакцию, и он явственно ощущал действие каких-то потусторонних сил на его тело и сознание. И пока его верная лошадка утюжила подъёмы, он видел перед собой потешную физиономию старика. И это образ, словно родниковая вода, незаметно вымывал из его души и тела копоть прожитых в тоске и суете лет.
Дорога домой всегда короче, и постепенно осенний лес сменился неухоженными и никому не нужными столбовскими полями, которые, наверное, уже успели продать китайцам. Там впереди его ждала или даже караулила цивилизация, уродливая и жестокая, но без которой он почему-то не мог считать себя человеком. А за спиной стояла всё ещё дикая и ничейная территория – лес со всеми обитателями, включая и Юрку Драгунова и Домашоню.
«– А ведь это всё уйдёт. Исчезнет когда-то раз и навсегда. Как забытый сюжет народной сказки», – эта мысль, связанная с миром прошлого, сказочного и героического, последнее время не давала ему покоя, поскольку в этом мире было и его место. Всё это находилось где-то рядом и даже касалось его своим дыханием, и не хватало лишь одного усилия, чтобы дотянуться до него и сделать своим. Но по другую сторону по-прежнему ждал мир, сугубо практичный и однообразный как новый забор, сделавший Мишаню когда-то слепым и бесчувственным, но бросить который он уже не мог и даже не хотел. А потому мир Домашони, Дорони покойного, да, наверное, и Костыля со всеми лешими, волками и оборотнями и прочей лесной безобидной нечистью, был для Мишани неразрешимой загадкой для ума. Да и сам он словно застрял где-то посредине. Оттого и держал его в своих цепких объятиях хозяин – лес.