— И потому он снова, как только появилась возможность, занялся этим, — закончила Джейми, пододвигая к нему чашечку дымящегося кофе. Форрестер кивнул.
— Никто так не приветствовал создание управления разведки, как ваш отец, — продолжал он свой рассказ: — В эпоху «холодной войны» он то и дело мотался в Россию — под видом бизнесмена, разумеется.
— Разумеется, — отрешенно повторила Джейми.
— Когда в шестьдесят первом началась заваруха на Кубе, его отправили в Гавану следить за Фиделем Кастро и этими ракетами, которые русские доставляли на остров.
— А сейчас? — спросила Джейми.
Форрестер надолго замолчал, потом, кинув на нее осторожный взгляд, произнес:
— Ваш отец — специалист по борьбе с терроризмом.
— Но что это значит?
— Какое-то время он работал инструктором, натаскивал контртеррористов для специальных подразделений США и Великобритании, — ответил Форрестер, отпивая маленькими глотками густой ароматный кофе. — А сейчас он находится в специальном лагере террористов в Ливии. Но он невероятно засекречен.
— Ливия! — воскликнула Джейми потрясенно.
Он кивнул.
— Линд уже там довольно давно.
— Но зачем вся эта ложь? — допытывалась Джейми. — Почему даже вы сказали мне, что он изменник? Почему все меня старались уверить в том, что он предал родину?
— Чтобы обеспечить его безопасность, — коротко сказал Форрестер.
— Он в Ливии, — сказала Джейми Николасу, когда они ночью лежали в постели. — Первый раз его послали туда в шестьдесят девятом, когда ЦРУ поддержало переворот Каддафи. А чтобы внедрить его в ливийскую спецслужбу, представили дело так, будто он изменник.
Николас облегченно вздохнул и теснее прижался к ней.
— Ну вот, теперь ты все знаешь, — сказал он радостно. — Твой отец жив, как ты и думала все это время. Он не изменял родине, он никакой не двойной агент. — Он поцеловал ее. — Теперь мы наконец можем покончить со всем этим безумием и заняться устройством нашей собственной жизни?
Ее удивлению не было предела:
— Теперь? Меньше чем когда-либо!
— Но ты же получила ответы на все свои вопросы, — осторожно начал он, слишком хорошо понимая, к чему она ведет, и страшась этого. — Ты знаешь, что он не совершал ни одного из тех ужасных преступлений, которые ему приписывают, но знаешь и то, что не имеешь права рассказывать об этом никому на свете. Так чего ты еще хочешь?
— Мне нужно увидеться с ним.
— Он в Ливии, Джейми. Не забывай, там американцами закусывают.
— И все же нам надо повидаться.
Рассердившись, он постучал себя по лбу.
— Нет, я не допускаю, что ты можешь всерьез об этом думать!
— Очень даже могу, — возразила она.
— Ну нельзя ехать в Ливию разыскивать отца, — доказывал он. — При его-то работе!
— Нет. Можно!
Даже в темноте он увидел знакомый яростный блеск в ее темно-зеленых глазах. И понял, что она и в самом деле собирается ехать в Ливию.
И знал, что без колебаний отправится вместе с ней.
Вашингтон
Гарри Уорнер завтракал у себя дома в Джорджтауне, когда зазвонил телефон. Его жена Мирна, сняв трубку, произнесла несколько слов и, передав трубку мужу, немедленно вышла.
Уорнер прижал трубку к уху.
— Алло!
— Это я.
— Проклятье, ведь я приказывал не звонить домой! — грозно рявкнул Уорнер.
— Дело очень важное.
Уорнер перевел дыхание:
— Ну что там еще?
— Форрестер перебежал нам дорогу.
— Что?! — Уорнер даже вскочил с кресла.
— Сегодня утром он навестил дочку Линда.
— Он что-нибудь ей рассказал?
— А как ты думаешь? — Повисло молчание, прерванное с другого конца провода: — Хорошо, что я предусмотрел этот ход и наставил у них в квартире «жучков».
Спина у Уорнера нервно напряглась.
— Теперь ходи за ними, как приклеенный.
— А я что делаю, как ты думаешь?
Но Уорнер пропустил это замечание мимо ушей.
— Не выпускай их из виду.
— А что делать с Форрестером?
— О Форрестере не беспокойся, — сердито бросил Уорнер. — Я сам о нем позабочусь.
— Ты думаешь, Джейми Линд способна на такую глупость, чтобы отправиться в Ливию?