— Значит, дотянуться до семейного бизнеса папаши будет теперь пара пустяков, — резко оборвал его Уорнер. — Мне что, напомнить тебе, как это важно? Напомнить тебе…
— Да нет, черт побери, не надо! — взорвался Линд. — Ведь я же сам все затеял, так?
— Все мы порой делаем вещи, о которых потом сожалеем, — сказал Уорнер.
— Даже ты?
— Да, и я тоже. Тебя это удивляет? — спросил Уорнер. — Мне приходилось делать уйму вещей, которые мне не нравились, когда я работал в СУ. Но я исполнял свой долг, потому что знал: у меня нет права выбора. Ты что думаешь, я с восторгом объезжал наши части и отбирал парней, зная, что почти все они отдадут свою жизнь во имя исполнения долга?
— Я никогда не думал об этом, — сказал Линд.
— А я часто думал о парнях, которых схватили и пытали, прежде чем позволили им умереть. Я чувствовал, что в этом есть и большая доля моей вины, потому что я уговорил их сотрудничать со Стратегическим Управлением, — продолжал Уорнер. — Я чувствую себя ответственным за их гибель, как, наверное, мучаются в подобных обстоятельствах и немцы, и японцы. Я не могу спокойно спать, если уж ты хочешь знать правду.
Линд молчал, размышляя.
— Нет, Уорнер, это все-таки не одно и то же. Фрэн полюбила меня.
— Половина француженок была влюблена в тебя, но ты уходил от них без всякого чувства вины.
— Это другое, Гарри, — настаивал на своем Линд. — Я не так уж хорошо знал их. И они не знали меня…
— Не знает тебя и Фрэн Колби, — напомнил Уорнер. — Не понимаю, с чего это ты вообразил, что причиняешь ей зло. Она тебя любит, хочет выйти за тебя замуж, — и она счастлива.
— Это так, но смогу ли я быть для нее хорошим мужем? Ты же знаешь, как трудно…
— Я верю в тебя, — убежденно произнес Уорнер.
Линд взглянул на него. Вот бы ему разделить эту веру.
— Ты и вправду этого хочешь, золотко? — спрашивал сенатор Колби у своей дочери.
Лицо Фрэн осветила улыбка.
— Папочка, ни в чем в жизни я не была так уверена, как в этом, — горячо сказала она. — Я люблю его, а он любит меня, и ни с кем я не буду так счастлива, как с ним.
— Но хорошо ли ты его знаешь? — допытывался Колби. — Я хочу сказать, достаточно ли видеться в течение полугода…
— Я знаю его настолько, насколько мне нужно, — заявила Фрэн. — Ах, ну конечно, он не рассказывает о себе много, ну и что? Ты же сам сказал, что во время войны он был героем.
— Но это еще не значит, что он будет идеальным мужем, — усомнился сенатор.
— Думаю, что ты беспокоишься напрасно, папочка, — засмеялась Фрэн. — У нас с Джимом будет прекрасный брак, вот увидишь.
— Хотелось бы верить, — вздохнул сенатор. Лишь себе он мог признаться, что никогда еще не видел ее такой счастливой. — Джим решил остаться на правительственной службе или у него какие-то другие планы на будущее?
Фрэн задумалась.
— Я, право, не знаю, мы это не обсуждали, — сказала она. — А почему ты спрашиваешь?
— Я подумываю о том, чтобы предложить ему работу.
Фрэн внимательно посмотрела на него:
— Ты хочешь сказать, в Нью-Йорке?
— У него ведь есть диплом бизнесмена, так?
— Папочка, вот было бы чудесно! — воскликнула Фрэн. — Мы тогда все смогли бы быть вместе — ах, может быть, я радуюсь прежде времени. Что еще скажет Джим?
— А ты спроси его, — сказал Колби. — Или лучше мне сделать это самому?
— Спроси сам, папочка!
— С удовольствием, — отозвался Колби. — Сегодня же позвоню ему и приглашу вместе пообедать в клубе.
— Джефферсон-клуб? — переспросил Линд. — Да, я знаю, где он находится. Когда мне там быть?.. Отлично, в час… Нет, нет, удобно… До встречи, сенатор. — Он медленно положил трубку и взглянул на Гарри Уорнера, стоявшего в дверях его офиса.
— Сенатор Колби? — поинтересовался Уорнер.
Линд кивнул:
— Позвал вместе пообедать. Сказал, что нужно обсудить одно деловое предложение.
В городе, переполненном элитарными клубами, Джефферсон-клуб был самым элитарным. Проще всего проникнуть в клуб, если ты сын одного из его членов, а если не повезло с отцом, можно заручиться рекомендациями трех наиболее влиятельных членов клуба. Но это уже была лотерея, потому что черный шар лишь одного из членов клуба означал, что путь в него отрезан навсегда.
Интерьеры клуба поражали самое богатое воображение. Над ними потрудился один из ведущих дизайнеров мира, уделив самое тщательное внимание гармонии цвета и освещения. В особенном выигрыше оказывались женщины, чья красота превосходно оттенялась мягким светом свечей. Кухня отвечала самым взыскательным вкусам, ну а винные подвалы славились на все Соединенные Штаты.
Линд разглядывал зал, пока его вели к столику сенатора. Он заметил трех сенаторов, двух членов Верховного Суда, членов Кабинета министров и несколько крупнейших промышленников, чьи корпорации сетью раскинулись по всему миру. В одном из кабинетов сидел помощник президента Трумена с известным вашингтонским обозревателем. «Если Советы вдруг захотели бы уничтожить верхушку власти в нашей стране, — мелькнула дикая мысль в голове Линда, — им было бы достаточно сбросить бомбу сюда».
Он широко улыбнулся вставшему ему навстречу сенатору.
— Хорошо, что ты быстро согласился встретиться со мной, Джим, — сказал сенатор, когда они уселись. — Я боялся, что у тебя окажутся более важные дела.
— Вообще-то, я редко хожу днем обедать, — признался Линд. — Дел всегда так много, а времени так мало!
— Тебе нравится правительственная служба? — спросил Колби. — Тебе не хотелось бы переключиться на что-то другое?
Какое-то мгновение Линд изучал его.
— Я не очень-то задумывался над этим, — осторожно начал он. — После войны я искал работу, мне предложили эту…
— А ты бы смог отказаться от нее, если бы тебе предложили кое-что получше? — спросил Колби.
Линд рассмеялся:
— Боюсь, я был бы последним дураком, если бы этого не сделал. — Он усмехнулся. — Но все зависит от предложения.
— Ты согласился бы жить в Нью-Йорке? — продолжал допытываться сенатор.
Линд поколебался и потом прямо спросил:
— Вы предлагаете мне работу, сенатор?
— Возможно.
— Что-то подсказывает мне, — улыбнулся Линд, — что Фрэн рассказала вам о наших планах.
— Да, да, рассказала, — признался сенатор. — Фрэн ведь выросла в Нью-Йорке и так его любит.
— Об этом она часто рассказывает, — кивнул Линд.
— Как ты знаешь, после истечения моего срока в сенате я подаю в отставку, чтобы возглавить фирму отца Коллин. Эта фирма объединяет международные банки, она была основана давно, еще до Великой депрессии.
— И сумела устоять?
— Да, к счастью. — Колби надолго замолчал, вглядываясь в Линда, прежде, чем продолжить. — Мне как раз нужен способный молодой человек, вроде тебя, да и Фрэн будет счастлива, живя в Нью-Йорке рядом с нами.
— Думаю, вместе с Фрэн мы были бы везде счастливы, — улыбнулся Линд.
Колби опять помолчал.
— Надеюсь, что это так, — согласился он наконец, — и все же полагаю, стоит подумать над моим предложением. Для тебя это великолепная возможность сделать карьеру в одной из важнейших сфер. И тогда Фрэн будет по-настоящему счастлива.
— О’кей, — улыбнулся Линд. — Предположим, я принимаю ваше предложение, считая его общим для нас с Фрэн. Теперь расскажите мне, в чем будут состоять мои обязанности, сколько мне будут платить и все такое прочее. А я обговорю это с Фрэн, и мы дадим вам ответ, скажем, в течение недели, идет?
— Идет! — И Колби пустился в объяснения, а с интересом слушавший Линд старался не выказать своего нетерпения.
Он не хотел, чтобы Колби догадался, что он для себя все уже решил.
Глава 4
О помолвке Фрэнсис Колби с Джеймсом Виктором Линдом официально объявили в декабре, перед самым Рождеством. Как и ожидалось, фотографии появились в нью-йоркских и вашингтонских газетах вместе с извещением, что ее свадьба состоится в апреле, в доме Колби в Нью-Йорке, на Лонг-Айленде.