— Что именно, дорогой? — дружелюбно отозвалась она, стараясь не смотреть ему в глаза. Она взяла свой бокал с вином и медленно потягивала его.
— Как ты разговаривала с Джейми? — резко продолжал он. — И как только ты можешь быть такой бесчувственной и холодной?
Она взглянула на него в упор.
— Очень просто, мой милый супруг, — ответила она бесцветным голосом. — Этому я научилась у тебя.
Он скрипнул зубами.
— Относись ко мне, как угодно, но не переноси этого на нее! — отрезал он.
Впервые в ее голубых глазах вспыхнул гнев, который она так долго сдерживала.
— Черт возьми! — выпалила она с неменьшей резкостью. — Ты носишься с ребенком как с писаной торбой! Тебя ничего, кроме Джейми, не волнует! За все то время, что мы женаты, ты чего только не делал, лишь бы уйти от меня, а теперь, когда у тебя появилась твоя ненаглядная доченька… — Она разрыдалась. — Господи, меня просто тошнит от тебя! — Она швырнула салфетку и выскочила из-за стола, взглянув на него невидящим взором, и выбежала из комнаты.
Линд глубоко вздохнул и покачал головой. Что же с ней творится, спрашивал он себя уже не в первый раз. Иногда ему казалось, что она просто ненавидит собственную дочь. Нахмурившись, он решил потолковать с Гаррисоном Колби, и как можно скорее. Видимо, Фрэн нужна врачебная консультация, может быть, у психиатра…
— Папочка, ну как?
Линд вскинул голову. Джейми, в новом костюме амазонки, стояла в дверях. Собранные в хвост волосы были перехвачены изумрудно-зеленой лентой у самой шейки, несколько непослушных рыжеватых колечек выбились из-под черной каскетки и обрамляли ее пылающее личико. На шее был повязан зеленый шелковый галстук, заколотый золотой булавкой, а черные сапожки были начищены до блеска усердной Сейди.
— Потрясающе! — признался Линд. — Прямо настоящая наездница!
Она покружилась, чтобы он смог получше рассмотреть ее со всех сторон.
— Правда, папочка?
— А разве я когда-нибудь тебя обманывал?
Она улыбалась, довольная его комплиментами.
— Кажется, нет. — Она огляделась. — А мама где?
Поколебавшись, он сказал:
— Ей нездоровится, принцесса, и она решила прилечь.
Джейми нахмурилась.
— Мамочка часто болеет, правда? — спросила она печально.
— Правда, солнце мое, — кивнул Линд, протягивая к ней руки. Джейми забралась к нему на колени и крепко обняла его. — Прости меня, девочка, — прошептал он, прижимая ее к себе.
«Прости меня, что Фрэн не может быть тебе хорошей матерью», — подумал он.
Времена года сменяли друг друга, после лета пришла осень, а Фрэн Линд все глубже погружалась в депрессию. Она плохо спала, ела, только чтобы не умереть голодной смертью, и почти не выходила из своей спальни, даже еду просила Сейди приносить к ней в комнату, так что муж и дочь обедали в одиночестве. В конце августа Линд перебрался из их общей спальни в одну из комнат для гостей. К началу октября Фрэн потеряла в весе целых двадцать фунтов, и теперь платья болтались на ней, как на вешалке. Она стала много пить, пристрастилась к наркотикам, которые ей выписывали в качестве лекарств. Линд махнул на нее рукой и больше не пытался примирить ее с Джейми, понять причины отсутствия в ней интереса к дочери и не старался втянуть ее в беседу. Родители Фрэн и сестра уговаривали ее проконсультироваться с врачом, но безуспешно.
Почему они не могут уразуметь, что ее нужно оставить в покое и все, размышляла Фрэн. Психиатр тут не поможет — и никто не поможет. Разве только Джим? Но эту надежду она давно оставила. Он не мог — или не хотел — дать ей то, что ей было необходимо для счастья. Фрэн принималась плакать. Ей нужна только его любовь. Разве не старалась она быть хорошей женой? Что же она делала не так?
Слишком поздно Фрэн поняла, что муж никогда не любил ее. Теперь она убедилась, что он женился на ней лишь затем, чтобы попасть в фирму ее отца и утвердиться в банках Колби. Вначале он вел себя так, чтобы никто не узнал правды, но после рождения Джейми он перестал скрывать это.
Джейми. Одна Джейми и значит что-то для Джима. Ее он обожает. Фрэн качала головой. А она-то думала, что он не хочет ребенка! Рождение дочери заставило Джима чаще бывать дома, но в их отношениях ничего не изменилось, хотя Фрэн так на это надеялась. Напротив, дочь развела их еще дальше, если это возможно. Для Джима она просто перестала существовать, он жил только Джейми и одной Джейми. «Если бы я завтра умерла, — мрачно рассуждала Фрэн, — мой муж этого даже не заметил бы. И дочь тоже».
«Если бы я умерла!» Да, ей хотелось умереть. Разве смерть хуже ее нынешнего прозябания? Неужели брак без любви и сознание, что ты не в состоянии любить собственного ребенка, лучше? Джейми она не нужна, и на взгляд Фрэн, ей было бы лучше без нее. Джейми нужен только отец — вот и прекрасно, пусть получает его целиком. Им обоим будет лучше без меня, решила Фрэн.
Она взглянула на старинные часы, стоявшие на туалетном столике. Сейди сегодня выходная. В доме она одна, Джим с дочерью отправился на соревнования по верховой езде. С тех пор, как Джейми увлеклась лошадьми, они целыми днями пропадают на соревнованиях и бегах. И еще этот пони, которого Джим подарил ей, — носятся с ним, будто он уже победил на всех скачках! Их не будет до вечера. У нее куча времени, все можно успеть. Это единственный выход, подвела она черту под своими рассуждениями и отправилась в гардеробную.
«Как давно я не занималась своими туалетами! — подумала она, придирчиво разглядывая свои платья. — И все же следует выглядеть прилично, ведь это случается с человеком однажды». Она выбрала свое любимое платье из голубого шелка от Себастиана, купленное перед свадьбой. Она не могла припомнить, когда в последний раз его надевала. Фрэн положила платье на кровать и стала подбирать к нему туфли, чулки, серьги, жемчуг — так же тщательно, как она только что выбирала платье. Одевшись, она причесалась и накрасилась, как будто собиралась на званый вечер. «Так это и есть, — подумала она, — мой прощальный вечер».
Она вгляделась в изможденное лицо, смотревшее на нее в зеркало. «Неудивительно, что он тебя не любит, — с отвращением отметила она. — Ты всего лишь жалкое подобие женщины».
Взяв сумочку, она деловито спустилась с лестницы и направилась в гараж, где уже полгода стоял без движения ее голубой «кадиллак».
Она даже не знала, достаточно ли в баке горючего. Плотно затворив дверь гаража, она подошла к машине и отворила дверцу. Сунула ключ зажигания, услышала ровный шум мотора. «Это не займет много времени», — думала она.
Затем она откинулась в кресле и глубоко вздохнула, молясь, чтобы все закончилось поскорее.
— Ах, папочка, я просто дождаться не могу, когда мы с Кристобалем тоже будем прыгать на соревнованиях! — радостно щебетала Джейми, когда они ехали домой вдоль Лонг-Айленда. — Вот весело будет! Ты ведь приедешь, правда, приедешь?
— Конечно, я буду с тобой, принцесса, если смогу, — пообещал ей отец. — Ты же знаешь, мне не всегда это удается…
— Знаю, — кивнула Джейми с сожалением. — Ну, а если ты будешь дома… если будешь, ты ведь приедешь?
— Несомненно, — улыбнулся он.
Ну, теперь она целый месяц спать не будет, в душе рассмеялся он. Личико ее, окруженное непокорными завитками, озорные зеленые глазенки, вспыхивающие счастьем при взгляде на выигранную сегодня голубую ленточку, делали ее похожей на ангелочка и на чертенка одновременно.
— А мама? — прервала его размышления Джейми. — Как ты думаешь, она придет?
Линд нахмурился. Как бы ни были плохи их супружеские отношения, Джейми никогда не переставала любить мать.
— Вряд ли, принцесса, — решительно ответил он, не желая внушать надежды. «Почему Фрэн держится так отстраненно? — горько сетовал он про себя. — Джейми так нужна мать, а она ведет себя хуже, чем чужая. Когда девочка подрастет, им с Фрэн уже не сблизиться. Их отношения и сейчас мало что связывает, несмотря на все усилия Джейми отыскать путь к сердцу матери».
Повернув машину к дому и проезжая мимо гаража, он заметил, что гараж закрыт, хотя ему казалось, что утром он оставил дверь открытой. Или нет? «Должно быть, я ошибаюсь», — подумал он беззаботно. Остановив машину у подъезда, он высадил Джейми.