Двенадцать лет лжи. Интуиция подсказывала ей, что отец жив, что его постигла страшная беда и она нужна ему. Джейми запахнулась в жакет, но дрожь, пронизывающая ее до костей, не унялась. Ее отец не погиб в авиакатастрофе, и он не присваивал денег из дедовского банка. И нет никаких сомнений, что Джозеф и Элис Харкорт никакие ей не родственники. Но тогда кто же они? И почему они жили с ней и так тщательно скрывали от нее правду? Все это выглядело абсолютной бессмыслицей. Но какой-то смысл во всей этой истории должен быть, одернула она себя. И надо докопаться до него, докопаться до правды.
Сколько бы времени это ни потребовало.
Вашингтон
Сидя в своем кабинете, Гарри Уорнер торопливо закончил свой ленч — салат с тостами и фруктовый коктейль, — когда в динамике раздалось жужжание.
— Они здесь, — таинственно доложила секретарша.
— Впусти их, — приказал Уорнер, глотая последний гренок с сыром.
— Хорошо, сэр.
Спустя некоторое время в кабинет вошли Элис и Джозеф Харкорт. Уорнер молча разглядывал их.
— Отличились, нечего сказать, — начал наконец он, не скрывая негодования. — Вы были обязаны находиться с девчонкой и своевременно пресекать любые контакты с нею Линда. Вы были обязаны разузнать, что — пусть даже малость — он рассказал ей о своей настоящей работе. И вдруг вопреки всем уговорам, вы звоните мне и говорите, что все пропало, что она обнаружила, что он жив, и собирается его разыскивать! Как вы вообще могли допустить такое?
— Она нашла подарки и письма от него, — принялся объяснять Харкорт. — Они лежали в старом сундуке на чердаке…
— Какого черта они там лежали? — взревел Уорнер. — Вы были обязаны сразу все уничтожить!
— Теперь уже поздно сожалеть об этом, — примирительно сказала Элис, не желая рассказывать Уорнеру, что ее муж не решился порвать последнюю ниточку, связывающую девочку с отцом, что он слишком привязался к ней за эти годы, не говоря уже о письме, которое Джозеф получил от Линда вскоре после того, как «Компания» приставила к Джейми хотя и подставных, но официальных опекунов. «Джейми, — писал Линд в этом письме, — единственное, что у меня есть в этом мире. И если я не могу быть рядом с ней физически, я могу дать ей всю мою любовь. Мне кажется, вы не из тех людей, кто может растоптать…» И он ухитрился через свои многочисленные связи за границей устроить так, что к Джейми регулярно шли посылки и письма. — Думаю, сейчас-то и начнутся проблемы, — произнесла Элис вслух. — Сомневаюсь, что она легко забудет обо всем этом и заживет прежней жизнью.
— Думаешь, начнет копать? — Глаза Уорнера перебегали от Харкорта к Элис и обратно. И после долгого молчания Джо Харкорт ответил:
— Бьюсь об заклад — она не отступится!
Глава 10
Нью-Йорк, апрель 1984 года
Джейми перебежала Мэдисон-авеню на красный свет, полы ее огненно-пурпурного плаща разлетались под неистовым ветром и дождем. Вспрыгнув на тротуар, она ловко прорезала нескончаемую вереницу пешеходов — по понедельникам, да еще утром, их, казалось, всегда было больше, — и влетела в здание издательства Паттерсона на юго-западном углу Мэдисон и Тридцать шестой улицы. Здесь она пробилась сквозь гудящий людской муравейник к лифтам и успела вскочить в один из них прежде, чем двери захлопнулись.
Лифт поднимался с легким гулом. Джейми старалась не замечать любопытствующих взглядов пассажиров. При росте около метра восемидесяти, она была вровень с большей частью мужчин в кабине и гораздо выше всех женщин. В отличие от других высоких женщин, Джейми не стеснялась своего роста и никогда не сутулилась, ей даже нравилось, что она высокая. А независимость ее поведения в сочетании с прямым взглядом и блестящими рыже-каштановыми волосами производили потрясающее впечатление — появлялась ли она в деловом костюме или в спортивном, изумрудно-зеленом, бегая по дорожкам Центрального парка. Двадцатисемилетняя Джейми была из тех женщин, которые заставляют оборачиваться любого мужчину, где бы они ни проходили.
Лифт остановился на пятнадцатом этаже, и Джейми протиснулась в раздвинувшиеся со скрипом двери. Она деловито прошла через высокие стеклянные двери, на которых были выведены золотые с черным буквы «Уорлд вьюз мэгэзин». Проработав в газете почти шесть лет, Джейми не уставала удивляться, каким современным был их редакционный офис по сравнению с вестибюлем и лифтом. Они раскошеливаются только на то, что совершенно необходимо, насмешливо подумала Джейми.
— Привет, Холли! — помахала она миленькой девушке за громадным овальным столом в приемной, уставленным множеством телефонов, и зашагала по длинному коридору, увешанному стендами со статьями и фотографиями из последних номеров газеты. Но едва она повернула к собственному маленькому кабинету, приветливое выражение лица внезапно изменилось на гневное, и она чуть не споткнулась при виде того, что предстало ее взору за стеклянной дверью. Майк Тернер, признанный местный Ромео и заведующий отделом искусства, развалился в ее кресле, скрестив руки за головой и положив ноги на угол заваленного бумагами стола. Без всякого сомнения, в газете не было более красивого мужчины, чем Тернер, — и более отвратительного, если не считать главного редактора Тиренса Хильера. Высокий, прекрасно сложенный, с крупными правильными чертами лица, с густой копной черных, отливающих синевой волос и лукавыми голубыми глазами, Майк Тернер сводил с ума всех женщин в редакции, млеющих только от одной его благосклонной улыбки. И лишь Джейми явно не желала иметь с ним какие бы то ни было отношения — временные или постоянные. По этой причине он находил особенное удовольствие в том, чтобы неустанно изводить ее своим вниманием.
— Какого черта ты тут разлегся? — вспылила она, решительно сбрасывая его ноги со стола.
— То есть как? Жду тебя, конечно, — усмехнулся он. Встав, он достал небольшой позолоченный портсигар из кармана. — Ты пропустила редакционную летучку, — сожалеюще поцокал он языком, достал сигарету, сжал ее своими полными губами и не спеша прикурил. — По какой причине, девушка?
— Ну уж тебя это никак не касается! — Джейми сбросила мокрый плащ и повесила его на крюк у двери. Объемный темно-зеленый, как хвоя, свитер был перехвачен на талии ремешком, шерстяные брюки песочного цвета заправлены в высокие темно-коричневые кожаные сапоги, на шее небрежно повязан шарфик золотисто-зеленых тонов. Из украшений она носила лишь отцовские золотые часы и старинное золотое кольцо, принадлежавшее ее матери.
— Отбирали материалы в следующий номер, если хоть это тебя интересует, — сообщил Тернер.
— Да? И мне надлежало присутствовать? — усаживаясь, осведомилась Джейми.
— Думаю, да. Твой репортаж о беспорядках в университете Брауна не прошел.
— Конечно, ублюдок Хильер постарался, — сердито отозвалась Джейми. — С его вкусом ему туалетную бумагу выпускать.
— О, неужели хоть в чем-то мы можем прийти к соглашению? — казалось, Тернера позабавило это открытие. — Знаешь, Рыжая, вот это мне в тебе больше всего нравится — ну до чего же ты дипломатичная особа! — Он затянулся. — Послушай, если тебе нужна жилетка, чтобы поплакать…
— Что мне нужно, — раздраженно перебила она, — так это остаться одной, чтобы обдумать кое-какой материалец.
— Который Хильер несомненно зарежет, — подхватил Тернер.
Джейми в отчаянии обхватила голову руками.
— Ты не мог бы выкатиться отсюда, ну, пожалуйста? — умоляюще простонала она, борясь с желанием вышвырнуть его за дверь.