— Боюсь привязаться слишком сильно, — произнесла она почти одними губами. — Чтобы опять не испытать боли.
— Боли? — Он потянулся к ней и ласково дотронулся до ее лица. — Но кто обидел тебя?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне тяжело говорить об этом, Марти. Пока.
Но он не отступал.
— Я бы с радостью помог тебе, — если ты позволишь.
Ей хотелось рассказать, поделиться с ним своими страхами, но что-то удерживало ее. Никогда и ни с кем она не обсуждала своих проблем. Познав муки и страдания, Джейми решила раз и навсегда оградить себя от новых душевных ран. И все же…
— Мои мать… и отец, — выдавила она наконец, удивляясь тому, что произнесла эти слова.
— Но как могли они обидеть тебя?
— Они бросили меня. Исчезли вдруг и навсегда. — Голос ее запинался. — Мама покончила с собой, когда мне было всего шесть лет. Отец занимался бизнесом, все время был в разъездах. Однажды он уехал, и больше я его не видела. — Джейми не предполагала, что слова потекут сами собой и столько лет ото всех скрываемые чувства внезапно вырвутся наружу. Она рассказала ему все, — свои переживания и сомнения — любила ли ее мать, историю с отцом, короче все. Марти прижал ее к себе крепче, гладил ее волосы и уверял, что любит ее и никогда не оставит.
Наутро он предложил ей заняться расследованием фактов, окружавших таинственное исчезновение ее отца.
— Ты же сама говоришь, что никогда не верила в его смерть, — напомнил он. — Так попытайся тем или иным путем докопаться до истины.
— Но как? — неуверенно спросила она.
Он покровительственно улыбнулся:
— Но ведь ты журналист. Используй свои каналы.
Она на минуту задумалась.
— Так ты считаешь, это возможно…
— Я думаю, — прищурился Марти, — единственное, чего прессе не удалось разузнать, — это того, что случилось с Джимми Хофой.
Глава 13
Нью-Йорк, апрель 1985 года
Джейми стояла напротив фирмы О’Доннелл-Колби на Уоллстрит и, запрокинув голову, разглядывала двадцатисемиэтажное здание из стекла и стали, сверкающей колонной возносившейся к небу из скопления серых низких домов. Слепил глаза отблеск вечернего солнца. Ее отец уже не служил в фирме, когда построили это здание, хотя на фасаде висела табличка: 1974. Интересно, много ли осталось людей — если вообще осталось — из тех, с кем он работал.
Она вошла в холл. Впечатляет, подумала она, мельком оглядывая гигантские растения в горшках и окна от пола до потолка. В голове у нее родился замысловатый образ — как будто она, в своих коричневых брючках и длинном свитере цвета слоновой кости, словно рыба, попала из свободной стихии океана в аквариум. Но я тут не затем, чтобы очаровываться, рассудила Джейми. Здесь есть люди, обвинившие моего отца в растрате. Каблучки ее рыжевато-коричневых кожаных сапог процокали по блестящим черным с серым плитам вестибюля к лифтам. Там она надолго задержалась, отыскивая знакомые фамилии в списке сотрудников фирмы. Они работали в одно время с отцом, — обрадовалась она, записывая их имена в блокнот. Значит, у нее есть, по крайней мере, три возможности докопаться до истины — или хотя бы ухватиться за ниточку к ней.
Она поднялась на лифте на шестнадцатый этаж. Первым в ее списке значился Джон Мэтьюз, он сейчас заведовал кадрами.
На лице у строго одетой секретарши, седовласой, с тяжелыми чертами, было выражение ястреба, выслеживающего добычу. Едва Джейми переступила порог приемной, ей показалось, что та сделала движение, чтобы клюнуть ее. При ближайшем рассмотрении Джейми решила, что секретарша злоупотребляет косметикой и что возникшая в ней неприязнь взаимна.
— Чем могу служить? — бесцветным голосом спросила секретарша.
— Мне бы хотелось поговорить с мистером Мэтьюзом, — Джейми изо всех сил старалась быть любезной.
— Вам назначено?
«Цербер у врат Ада», — подумала Джейми и тут же солгала:
— Да.
— Как ваше имя? — Секретарша открыла книгу предварительной записи.
Мимо нее и муха не проскочит, вздохнула про себя Джейми.
— Вообще-то мы точно не договаривались, но дядя Джон сказал, чтобы, когда я бываю в городе, я непременно звонила, а я приехала так неожиданно… — залепетала Джейми.
— Так вы его племянница?
Джейми кивнула. Врубается с ходу.
Тут открылась дверь в дальнем конце приемной и появился высокий грузный господин с редеющими седыми волосами и усами. Очки у него были с толстыми стеклами, а костюм, как определила Джейми, стоил страшно дорого.
— Кора, я… — заметив Джейми, он замолчал и долгое время разглядывал ее. — Джейми? — спросил он. — Джейми Линд?
Она кивнула.
— Господи, как же ты похожа на отца, — покрутил он головой.
Она выдавила улыбку.
— Все так говорят.
— Как давно все это было. Что тебя привело сюда?
— Мне нужно поговорить с вами, мистер Мэтьюз, о моем отце, — тихо произнесла она. — Это очень важно.
Он поколебался, раздумывая, но все же кивнул.
— Пойдем в кабинет.
Джейми торжествующе взглянула через плечо на секретаршу, обескураженно наблюдавшую, как Джейми входит в кабинет, а хозяин его закрывает за ней дверь.
— Садись, — пригласил он, показывая на кресло напротив своего стола.
Джейми уселась и бегло оглядела комнату: ультрасовременно… стекло, хромированный металл… абстрактная живопись на стенах… Неплохо для его положения. Все выдержано в одном стиле, но ничего не говорит о самом человеке.
— Чем я могу быть тебе полезен, Джейми?
Джейми в упор посмотрела на него.
— Расскажите мне про отца, мистер Мэтьюз! — попросила она прямо, опуская светские условности.
Ему не пришлось спрашивать, что она имеет в виду.
— Ты уверена, что хочешь услышать все? — Он взглянул на нее с сомнением.
— Я уже взрослая, — кивнула она. — Выдержу.
Он глубоко вздохнул, помедлил, потом качнул головой.
— Незапятнанная репутация, один из лучших сотрудников, успех за успехом, — припоминая, он в задумчивости покусывал губы. — И вдруг разрыв с Гаррисоном, твоим дедом, когда он застукал его с какой-то женщиной.
— С женщиной? — У Джейми вырвался возглас удивления.
Мэтьюз кивнул.
— Похоже, Колби вбили себе в голову, что на их дочках женятся исключительно ради денег и связей, — продолжал он. — В конце сороковых у твоего отца грудь была в орденах и медалях и диплом имелся, однако не было ни работы, ни опыта. Женившись на дочери Гаррисона Колби, он получил место здесь, в этой фирме. Поговаривали, что ему нравилась младшая дочка, но он женился на Фрэнсис, потому что с ней было проще договориться, особенно если собираешься иметь кого-то на стороне, что, как я слышал, он и делал.
Мысленно Джейми перебирала прошлое, стараясь припомнить хоть малейшую деталь, подтверждавшую слова Мэтьюза. Ничего, ни одной зацепки. Она помнила, как после маминой смерти обострились отношения между отцом и дедом, но до этого все было прекрасно. Конечно, теоретически она допускала существование другой женщины, но не верила в это совершенно, хотя последние годы ее мать и отошла от отца, вечно сидела запершись в своей комнате…
— Мне говорили, его подозревали в растрате, — сказала Джейми, не желая больше ничего слушать о похождениях своего отца.
Мэтьюз нахмурился.
— Я рассказываю тебе все это только потому — тогда об этом ходило много сплетен, — что это было причиной того, что он совершил. — Он закурил толстую сигару.
— Ясно. И все же — что он совершил?
Мэтьюз помолчал, затягиваясь.
— Он разошелся с Гаррисоном сразу после смерти твоей матери. Всем было известно, что она покончила самоубийством, и это только подлило масла в огонь, — вспоминал он. — Гаррисон готов был дать ему под зад коленкой, а над единственной внучкой — над тобой — взять опеку. Джим Линд знал, что проиграет, если дело передадут в суд — с деньгами-то и влиянием Колби! — но все же согласился, чтобы заставить Гаррисона раскошелиться. Линд должен был лететь в Париж, где в декабре шестьдесят шестого ему предстояло заключить важную сделку. Но на встречу он не пришел, и больше его никто не видел.