Марти оборвал ее:
— Считай, что я ошибался, ладно? Каждый когда-нибудь ошибается, верно?
— Да, — Джейми повернула к нему разгневанное лицо, — каждый. Даже я.
Глаза их встретились.
— В чем ты ошиблась? — озабоченно спросил он.
— В том, что считала тебя мужчиной, черт побери! — взорвалась она. — Я думала, хоть ты меня понял! Понял, что я должна это сделать и для отца, и для себя самой! А теперь, когда оказалось, Что придется рисковать, ты…
— Твой отец был шпионом, Джейми.
Ну, вот. Вот он и сказал.
— Что ты говоришь?
— Твой отец был шпионом, — повторил он тихо. — Он работал на правительство.
— Да не верю я тебе! — воскликнула она со злостью.
— У меня есть доказательства, — признался он.
— Есть доказательства? — Она недоверчиво покачала головой. — И как же тебе так быстро удалось раздобыть доказательства, если я месяцами не могу найти ни малейшей зацепки?
— У меня есть связи в Вашингтоне. Пока я сам не уверился, я не хотел тебе ничего говорить, но… — Он подошел к столу, взял большую коричневую папку и протянул ей. — Было бы лучше, если бы ты никогда этого не увидела, — произнес он с горечью.
Глазами, полными страха, глядела она на папку, словно в ней пряталась ядовитая змея. Затем она медленно взяла ее, раскрыла и принялась перебирать бумаги дрожащими пальцами. Там были ничего ей не говорившие фотографии, — ее отец в Париже, в Лондоне, в Москве, в Бейруте. Стандартные бланки документов удостоверяли деятельность отца на службе у правительства США. Она присела на край дивана.
— Не может быть, — произнесла она одними губами, качая головой.
— Он не имел права обсуждать свою работу с кем бы то ни было — даже со своей семьей. Я надеялся, что ты согласишься прекратить свои розыски раньше, чем узнаешь, — тихо произнес Марти.
Она поглядела на него так, как будто увидела впервые.
— Так вот почему убили Кейт!
— Ведь мы не знаем наверняка, что ее убили, — напомнил ей Марти.
— Я знаю, Марти, — уверенно сказала она. — И все время знала. Просто теперь это можно утверждать. Мне все время врали, выдумывали всякие сказки о его смерти, о какой-то там растрате… Чтобы мой отец ни делал, его деятельность необходимо было скрывать как можно дольше. Боже, Марти, главное, что он не был преступником! Все, что он делал, он делал для своей страны…
— Твой отец умер, — печально сказал Марти.
Ее рот оставался открытым, но она не могла ни крикнуть, ни застонать. Изо всей силы она замотала головой. Марти бросился к ней, чтобы утешить, но она оттолкнула его.
— Нет, — выдохнула она, как будто это слово душило ее. — Нет!
— Это правда, — мягко начал он. — Вот здесь, в отчетах…
— Нет! — Она вскочила на ноги с перекошенным от боли лицом. — Нет, не может быть! После стольких лет, после всех поисков и надежд, когда я думала, что он умер, и потом оказалось, что нет, и вот теперь… — И она разрыдалась.
Он прижал ее к своей груди, проклиная себя за причиненные ей страдания, но все же понимая, что так будет лучше для них обоих.
— Все хорошо, радость моя, — шептал он, поглаживая ее по волосам. — Ничего, поплачь…
— Как он умер, Марти?
Они лежали на кровати в его спальне, оба одетые. Марти держал Джейми в объятиях, как будто она была маленькой заблудившейся девочкой. Так оно и есть, подумал он, гладя ее по голове. Он уговорил ее остаться, зная, как трудно ей сейчас быть одной. Да, в такие минуты и не следует оставаться одной.
— Марти?
Звук ее голоса мгновенно вернул его к действительности.
— Да?
Она повторила вопрос:
— Как умер мой отец?
— Его убили во Франции — только я не знаю, где именно, — в семьдесят пятом году, — начал он. — Подробностей я тоже не знаю, но, похоже, его разоблачил вражеский агент. Похоронен на кладбище в Ницце. — Он помолчал. — Я понимаю, как тебе тяжело, дорогая, но здесь уже ничего не поделаешь. Просто нужно забыть и… — Он остановился.
Лежа на его груди, Джейми слышала, как судорожно он вздохнул.
— И заняться собственными делами, — закончила она. — Да.
— Не могу, — тихо призналась она. — Пока не могу.
Джейми открыла глаза и зажмурилась, ослепленная ярким утренним светом, льющимся в окна. Она подняла руку, чтобы заслониться от солнца, и тут же почувствовала, что Марти в постели нет. Она резко села, с натугой припоминая, что случилось минувшей ночью. Ее снова накрыло страшной, разрушительной волной правды… Неожиданные открытия Марти, документы, которые удостоверяли деятельность ее отца в качестве правительственного агента за границей, известие о его смерти. Дурной сон, просто дурной сон, сказала она себе. На самом деле ничего этого не было. Ничего не могло быть.
Она откинула волосы со лба и взглянула на часы, тикавшие на ночном столике. Без четверти одиннадцать. Должно быть, Марти уже ушел. Она начала было подниматься, но снова рухнула в постель. Голова гудела, в висках стучало. Как барабанный бой, подумала она горестно. Какое-то время она, откинувшись на подушки, сидела, обхватив голову руками, пытаясь унять боль. Боль от правды.
Потом все-таки медленно встала и поплелась к двери. Господи, как будто по ней прошлись отбойным молотком! Она осторожно потерла шею, выходя из спальни. Марти не было, но это ее не удивило — его рабочий день обычно начинался очень рано, еще до рассвета он приезжал на студию.
Удивило другое, почему он не разбудил ее? Хотя, вероятно, он решил, что она не в состоянии идти сегодня в редакцию, — это показалось ей единственным разумным объяснением, если таковые вообще были. И в самом деле она не знала, сможет ли теперь вообще кого-то видеть. И проверять не было желания. Но надо позвонить, предупредить, чтобы ее сегодня не ждали. Поэтому Марти и не разбудил ее, понимая ее состояние.
Лучше позвонить сразу, подумала она, тяжело вздыхая. Зная Бена Роллинза, нетрудно было предположить, что он уже пустился на ее поиски. Подсаживаясь к столу, она увидела, что на автоответчике горит красная лампочка. Она не слышала телефонного звонка, правда, она была далеко от телефона. Но кто бы ни звонил, он звонил уже после ухода Марти — или тот решил не подходить к телефону?
Она немного поколебалась: следует ли прокрутить запись. Может быть, там что-то важное. Она узнает и позвонит Марти в студию. Все равно она хотела говорить с ним. Только его голос мог бы ее сейчас успокоить.
А возможно, звонил сам Марти. Впервые, после того как они провели ночь вместе, он звонил, чтобы поговорить с ней. Последняя ночь, такая для нее мучительная, сблизила их гораздо больше, чем все предыдущие. По крайней мере, хоть что-то хорошее произошло этой ночью, угрюмо подумала она, нажимая кнопку автоответчика.
Звонил не Марти, и голос Джейми не узнала. Звонивший мужчина говорил приглушенно, как будто хотел изменить голос. «Кэнтрелл, тебе было велено связаться со мной еще вчера, паршивый ублюдок. Черт побери, лучше тебе не играть со мной, ты плохо знаешь, с кем ты имеешь дело. Сегодня же позвони мне, ясно? Мне надо знать, удалось ли тебе ее надуть…»
Джейми вырубила автоответчик и с любопытством уставилась на него. Сообщение звучало почти угрожающе. Не попал ли Марти в беду? И о ком упоминал звонивший мужчина? И почему «ее» надо было надувать? И что за срочность, чтобы звонить этому типу немедленно?
И почему звонивший не назвал своего имени?
Вернувшись домой, уже под вечер, она старалась не вспоминать об этом случае. Нервы у нее сейчас были так напряжены, что из каждой мухи она готова сделать слона. Возможно, это был какой-нибудь розыгрыш, или что-то совсем не такое важное, как она вообразила. Она даже облегченно вздохнула, когда, позвонив, чтобы рассказать ему о звонке, не застала Марти на студии. В его глазах она выглядела бы, наверное, круглой дурой, хотя и была уверена, что он понял бы ее. В конце концов при его профессии нет ничего странного, что ему во всякое время суток звонят разные чудики. Этот тип на пленке — вероятно, просто исполнитель какой-то роли в телесюжете.