И все же без этого никак не обойтись.
Светлану покуда бог миловал: она была только наслышана о всяких подобных делах. А сейчас перед ней лежит листок бумаги: «Прошу… по собственному желанию…» И рядом сидит человек. Горелова Анна Ильинична. Темноволосая женщина с хмурым взглядом. Лучший оператор Унь-Ягинского промысла. Брошенная жена… А не штатная единица.
— Так почему вы решили уйти с работы?
Горелова смотрит в окно, похрустывая пальцами. Ответ у нее все же заранее готов:
— Из-за детей. Не на кого старшего оставить. Пять лет мальчику. Приходится с собой в лес таскать, как собачонку…
«Ты врешь. Причина другая. Ты просто решила мне отомстить за девяносто девятую — славу твою, гордость. И даже это — неправда. Ты решила отомстить мне за другое — за мужа, который уже не твой. Ты решила отомстить так, как мстят слабые: наказать себя. Уповая на то, что я же буду мучиться твоей казнью. А я мучиться не буду! Мы правильно решили распорядиться девяносто девятой скважиной. Это поняли все, кроме тебя. И я ничуть не виновата в том, что от тебя ушел муж… Поняла?»
— Из-за детей… — повторила Горелова.
— Значит, из-за детей… Но на какие средства вы будете жить с детьми?
«А это уже не твое дело!» — ответил хмурый взгляд. И вдруг он — этот взгляд — сверкнул задорно, с вызовом:
— Как-нибудь проживем. На алименты.
«Неужели ты хочешь напугать меня этим? Тем, что…»
И тут же Светлана опомнилась. Да как она вообще смеет вести с этой женщиной подобный разговор — хотя бы и безмолвный! Сидя в этом кабинете. За этим служебным столом. Перечитывая в сотый раз: «И. о. зав. Унь-Ягинским промыслом… Заявление… Прошу…»
— Анна Ильинична, — сказала Светлана. — Я очень хорошо представляю себе ваше положение. Согласна, вам очень трудно. Сама видела мальчика на буровой… Но, помнится, я обещала устроить вашего сына в детский сад. Мы постараемся найти новое помещение.
— Навряд, — поджала губы Горелова. — Третий год ищут…
— Найдем. И через месяц откроем новый детский сад. («Что ты говоришь! Через месяц… Откуда? Третий год ищут и не могут найти…») Я обещаю.
Светлана припечатала ладонью холодную поверхность настольного стекла.
— А покамест… — продолжала она, — покамест предоставим вам отпуск. Когда он у вас по графику?
— В сентябре.
— Значит, дадим отпуск вне графика. Пойдете сейчас.
Голос Светланы едва заметно дрогнул. Понимает ли эта женщина, что гораздо легче, гораздо проще уволить ее и взять другого человека, чем предоставить этот внеочередной отпуск? Именно сейчас, когда так остра нужда в рабочей силе. Когда половина операторов находится в отпуске. Когда формируется новая, не предусмотренная штатным расписанием бригада вторичных методов. Когда июньский план нефтедобычи трещит по швам. Когда… Разве поймет она это? Она могла бы понять. Но она не хочет понять. Не за тем пришла.
— Переждете месяц… — уговаривала, почти умоляла Светлана. — А потом устроим мальчика в детский сад. И все будет хорошо. И увольняться незачем… Договорились?
Тихо. Только в открытую форточку долетает отрывистое брюзжание электросварки.
И вдруг, в этой тишине, обе — как по уговору — вздохнули. Вздохнули и смутились обе.
— Подожду, — сказала Горелова, вставая.
Сама взяла со стола свое заявление, скатала в трубочку, сунула в карман телогрейки.
— Подожду. Один месяц…
Повернулась — идти.
— Можно?..
Дверь широко распахнулась, и в кабинет стремительно вошел Глеб Горелов. Вид у него озабоченный, деловитый…
Глеб Горелов замер на пороге. В растерянности поглядел на одну, на другую… Раз пять на дню доводилось ему, как механику промысла, заходить в кабинет Светланы. И, уж конечно, он каждый день встречал то в конторе, то в поселке Анну. Но ему еще ни разу не случалось встретить обеих сразу, увидеть их вместе — Светлану и Анну.
Светлана тоже никогда не видела их вместе: Анну и Глеба.
И Анна Горелова до сих пор их вместе не видела: Глеба и Светлану.
Брюзжала и фыркала, сердясь на неподатливый металл, электросварка за окном. А здесь молчали. Потом:
— Здравствуй… — глухо и отрывисто, будто походя, бросил Анне Глеб Горелов. И отер ладонью пот с шеи. Запарился бедняга среди служебных забот.
— Здравствуй, Глеб, — ответила та.
Ответила с добродушным безразличием, с каким обычно приветствуют друг друга жители маленьких поселков, не связанные тесным знакомством. Что поделаешь? Тут, в маленьких поселках, всякий человек на виду, тут знаешь любого и каждого и тебя каждый знает. Хотя бы по встречам у водоразборной колонки… И, повстречавшись, обязательно здороваются. Жители маленьких поселков всегда отличаются большой вежливостью. Тут даже заезжему человеку, которого сроду в глаза не видели, непременно скажут на улице: «Здравствуйте…» Ну, а на шею кидаться, конечно, не станут. Это уж ни к чему.