67
было, пускай по менялам пройдётся да под каким предлогом и спустит всё за валюту". - "Слушаюсь! - щёлкнул каблуком первый министр. - Я и сам про казначея подумал, пока ваше величество изволило слушать мои недостойные царских ушей рекомендации. А что от моего имени наш рублик обдешевится, так не извольте беспокоиться, я и сам хотел предложить вашему величеству, чтоб всё это от меня шло". - "Зачем тебе? - подивился царь-государь, а про себя подумал: "Дурак али хитрец? Я его на всё государство опозорю, а он ещё и рад". - "Для известности, - скромно поясняет новый первый министр. - Весу покудова ещё не имею, а тут, хотя и детей станут мною пугать, а всё ж запомнят..."
- Не всё понятно, Степан Игнатьич, в твоих ужастиках, - сказал Иван соседу-сказочнику, когда тот замолчал, - но, может, ты и прав насчёт выборов.
- А то! У нас всё деется из-за власти: кому усилиться, кого ослабить...
Перед сном Иван, обретя-таки к ночи душевное равновесие, хоть и смешанное, как в коктейле, с горечью от больших материальных потерь, высказал, наконец, жене своё мнение, которого она так ждала.
- Попробуйте... Но если затянется или что-нибудь со здоровьем - я тебя из школы заберу.
Даша оживилась:
- Умирать я и сама из-за этой мрази не собираюсь. Мы сначала, так сказать, разрекламируем свою голодовку, чтоб к её началу это решение уже везде прогремело. Завтра обсудим, и, если все согласны, то начнём писать в разные инстанции и в прессу...
- Теперь, после грабежа, наверное, вам вернут долги по зарплате.
- Да пусть хоть такие вернут. Если б мы тогда, в марте, трудовой спор начали, то, возможно, отдали бы всё до этого обвала. Но половина побоялась, да и директор нас тогда не поддержал...
- А сейчас поддерживает?
- Сейчас опять струсил. Был за забастовку, а сегодня поддержал
68
районовский погром. Я так вообще как под обстрелом стояла. Наши говорят: была белая, как мертвец. Да Родион Николаевич уже ничего в нашей школе не значит. Татьяна Родионовна вперёд лезет, и многие стараются иметь с нею хорошие отношения. Наверняка, со следующего года станет завучем, когда Степановна уйдёт на пенсию.
- А вас не спросят?
- Да ну... Наше мнение районо не интересует, лишь бы им человек подходил. Высшее образование у неё есть.
- Демократия...
Дарья, словно обрадовавшись согласию мужа на её участие в голодовке, уснула спокойно и быстро, но Иван, отравленный ядом горьких мыслей, забылся только в третьем часу, когда уже пару раз откричались свои и соседские петухи.
Глава 5
- Никак, сосед, собрался куда? Не в лес ли? - поинтересовалась Егоровна после взаимных пожеланий здравствовать.
- В город.
- То-то. В лес севодни не ходи.
- Почему?
- Не ходи. Ерофей Лешегон севодни. Леший бесится. Всю ночь безобразничал: зверей гонял, деревья ломал. И днём ещё не угомонится. Последний раз чудит до весны, - серьёзно и озабоченно пояснила старуха.
- Ладно, в лес не пойду, - улыбнулся Иван, не ожидавший, что любившая приметы соседка ещё и в лешего верит.
Сегодня он действительно отправлялся в город, в районную прокуратуру, где, как понял со скупых слов участкового, осела его жалоба на съевших овцу бандитов. До самого Покрова Иван не мог управиться с делами, что остались от лета, и лишь в праздник, удовлетворившись, что погреб полон, сарай для скотины хорошо утеплён, а огороды убраны, вспаханы и готовы укрыться снегом, позволил себе расслабиться и немного побездельничать. И
69
тогда же, узнав, что райцентр вот-вот оборвёт автобусную связь с Озёрками, решил ехать по своему делу.
Дорога от деревни круто спускалась вниз, и водитель не торопился, осторожничал. К тому же мост через речушку особой надёжностью не отличался: и ремонтировался в последний раз лет тридцать назад, и ограждение из железных труб любители быстрой езды давно выгнули наружу бамперами автомобилей и передними колёсами мотоциклов, отчего мост сильно напоминал место боевых действий.
Иван глянул в окно и улыбнулся: герой местных анекдотов Коля Харитонов, выпивоха, в тридцать с лишним лет ни разу не женившийся, баламутил мёртвую воду неподвижной речки, пытаясь подтянуть к берегу бревно, что упало с лесовозов, которые часто шли через деревню и вывозили древесину. "На неделю дров", - оценил Иван чужие труды.
Пошли поля, ограниченные с одной стороны лесом, а с другой - рекой Осиновкой, которая от моста делала несколько замысловатых изгибов и пропадала среди дальних холмов, частью распаханных. Река эта, хоть и вытекала из Озера, воды от него получала немного и потому ни для купания, ни для рыбалки не подходила. К тому же она промыла себе путь по самым густым и колючим кустарникам и не представляла интереса даже для уток и гусей, несмотря на то, что от деревни до неё было рукой подать.
Иван вспомнил, как жена отнеслась к его решению съездить в прокуратуру. Не отговаривая, ничего не выражая словами, она всё сказала лицом, которое заметно потемнело и сосредоточилось, и особенно взглядом - тревожным и заботливым. Ивану даже стало неудобно за её переживания. Он всё пытался шутить, но чувствовал, что фальшивит. А когда жена под предлогом того, что он вернётся поздно, а городское есть - только желудку вредить, приготовила оладьи и завернула их в новое посудное полотенце, он засмеялся:
- Как на фронт провожаешь...
- Спасибо скажешь, когда проголодаешься, - ответила она, оставаясь серьёзной.
Даша всегда переживала за него. Озабоченная изо дня в день, из года в год школьными делами, она всегда умела отодвинуть своё в сторону, если мужу
70
было плохо. Иван подчас и болезни или лёгкие травмы свои скрывал, зная, что ей от этого будет больнее. Вот уже пятнадцать лет живут вместе, а словно и не было их. Любит его так же, как полюбила сразу: с тихой беззаветностью русской женщины. Когда сказал, что хватит жить в городе на хлебе и воде, что лучше дорогую квартиру поменять на дешёвенький домик в деревне да завести хозяйство, согласилась сразу: и о детях заботилась, и о муже-строителе, не имевшем шансов найти работу в городе, где жизнь словно остановилась и возводить что-то новое перестали вовсе. Полдома в Озёрках купили временно, не особенно даже беспокоясь, что соседи - пьяницы и воры. Но закончилось очередное лето, а к возведённому в первый год фундаменту будущего большого, уже постоянного дома на участке напротив не прибавился ни один ряд кирпичей или брёвен. Даша работала бесплатно, а его крестьянские занятия снова только хлебом-водой семью и обеспечивают. Оказалось, что даже самым насущным - производством продуктов, - заниматься невыгодно. Бычка-двухлетка надо продать, свинью тоже, а рынки завалены импортом. Даже по прошлогодней цене мясо не уйдёт. Хотел завести свиноматку, а теперь в сомнениях: все в деревне говорят, что мясо - дело бесперспективное. Ещё молоко да яйца - куда ни шло...