Мысли расширились до предположений, что неплохо было бы объединить все православные церкви: русскую, зарубежную и старообрядческую в какой-то один союз, который бы отодвинул в сторону формальные споры, до которых Господу, наверное, и дела нет, а занимался конкретными делами. Например, церковь могла бы сильно повлиять на то, чтобы преступники, отсидев в колониях, не возвращались обратно. Церковь должна взяться за самое трудное и неблагодарное, что не по силам властям: за тюрьмы, за молодёжь, инвалидов, бездомных. Тогда и в обществе к ней будет соответствующее отношение, и верующих станет в несколько раз больше. Осмотришься кругом - не видно ни государства, ни церкви, одна мафия. Разве что эпизодические шумные мероприятия для галочки и ради банкета...
Иванов огород занимал почти гектар земли: к положенным соткам он пригородил ещё изрядный кусок, благо участок на окраине упирался в густой орешник, переходящий в разносортный лес, который окружал Озеро. Здесь и напротив, через улицу, где он намеревался устроить настоящую усадьбу и даже начал строить свой, нормальный, вместо этого двухквартирного,
33
бывшего совхозного, дом, Иван садил всё, что можно вырастить на земле, за исключением, наверное, только зерновых, требующих особой техники. Садил себе, скоту на корм, на продажу. Обрабатывал, кроме пахоты, всё вручную, так как тракторов в селе было мало. Оборонял от воров, которые свои огороды не возделывали, предпочитая жить за счёт чужого труда. Таких семей в деревне было немного, пять-шесть, но досаждали они изрядно, и, когда попадались по-крупному и шли в тюрьму, люди облегчённо вздыхали. Об этом и подумал Иван, бросив решать церковные проблемы, когда у самого забора увидел три выкопанные за ночь куста картошки.
- Да, оскотинел народ, - вздохнул он.
- И тебе доброго дня!
Иван вздрогнул и посмотрел в сторону, откуда услышал приветствие. По заогородной тропинке с удочками шёл физик местной школы Николай Андреевич. Иван даже устыдился, как будто неожиданный путник подсмотрел его эмоции.
- Здравствуй.
- Да ты уже поздоровался. Картошку копаешь? Вернее, смотрю, докапываешь. Молодец. А у меня методдень сегодня, так решил порыбачить последний раз в сезоне. А то сейчас закрутится-завертится всё, за этой работой будет не до рыбалки.
- А почему огородами, Андреич?
- А вот не поверишь, Иван. Скажу тебе, но не для разглашения. Были у меня на лето спортивные тапочки на шнурках, так порвались вконец. Остались только полуботинки для школы, а больше ничего нет. Даже старую обувь всю сносил. Видишь, я ж босиком. По улице идти, сам понимаешь, стыдно: ещё ученики увидят. А отпускных, сволочи, так и не дали...
Иван опёрся на столб забора, чтоб дать отдохнуть спине, и Николай Андреевич, восприняв это как жест, располагающий к беседе, подошёл ближе.
- Не холодно?
- Холодно! Да! - учитель нервно дёрнул головой вбок. - Что ж дома сидеть,
34
это мерзкое телевидение смотреть, рекламу, где лучше купить шубу или автомобиль?.. И так жизнь проходит как-то по-собачьи, хоть на Озере отдохнуть душевно... Вообще-то, в детстве я чуть ли не до самой армии босиком бегал. Я ж местный, этого района...
Николай Андреевич замолчал, но вздохнул так, словно это было продолжением слов. На соседний столб ограды сел воробей, скептически оглядел босого учителя и упорхнул.
- Я тебе, Иван, выдам свою тайну. Ты мужик хороший, зря трепать языком не станешь. Хочу добиться пенсии, так как это сейчас единственный шанс для неголодной жизни. Зарплат в стране никому не дают, а пенсии, по крайней мере, в нашей области, платят почти в срок.
- Поделись. Может, перейму опыт.
- Это вряд ли. Я решил сделать ставку на сердце. Оно у меня и без того слабое. На последнем месте, в школе только, пятнадцать лет проработал, а сколько до этого всего было... И всё нервные профессии. Так вот. Сейчас я придумываю способ, как посадить сердце, но так, чтобы не сыграть в ящик. Получу группу инвалидности. На хлеб мне этих денег хватит. Остальное - огород, пасека и сад. И буду себе жить-поживать. На рыбалку в обуви ходить.
- Помрёшь раньше времени.
- Дорогой мой! Эта теперешняя жизнь и так нас убивает. У всех одни мысли: как выклянчить зарплату, где занять до получки. Так что я всего лишь быстро сделаю то, что с нами делают медленно, и с сердца главную нагрузку сниму: заботу о деньгах. В нашей стране подвиг - дожить до старости и хоть несколько месяцев получать пенсион. Дожил, не убили - счастлив. Так вот, я сейчас буду получать пенсию, а вы ещё попробуйте дотянуть до неё... Сам знаешь, "живые" деньги теперь видят только пенсионеры. Это ж не старикам пенсии платят, а всей стране: старики с детьми делятся, с внуками... А на наши зарплаты бывшие марксисты виллы себе строят во Флориде, отдыхают за границей, дорогенные машины покупают. Тьфу!
Учитель плюнул, но неумело и, достав платок, вытерся.
- Не стоит, Андреич, - возразил Иван. - Через пять лет, может, улучшится
35
жизнь, а ты - калека...
- Эх, Ваня, ни фига, как говорят мои ученики, ты не понимаешь в обстановке! Ведь конец света уже наступил. И сейчас идёт проверка: кто человек, а кто мразь. Иначе допустила бы высшая сила такую жизнь?.. Потому-то и тяжело так, чтоб каждый проявил себя. Посмотри, как в последнее время опаскудился народ. За рубль убивают. А иным и нищета ничего, только добрее и порядочнее становятся... Тебя вон три раза за лето обворовали, а ты не берёшь в душу зла... Так что через пять лет будет ещё хуже, а я к тому времени хоть поживу, как хочу, здесь, на Земле. Книги, рыбалка, сад - мне больше ничего не надо. Мы и так, как дураки, всё время жили, надеясь на лучшее будущее. А я хочу нормального настоящего. Чтоб денег хватало хотя бы на самое простое, чтоб мёд можно было продавать не дешевле сахара, чтоб пары обуви хватало года на два... Ты, смотрю, тоже не в "Саламандре" ходишь...
- Моим ботинкам, между прочим... - усмехнулся Иван, - да, десять лет.
- Фабрика "Скороход" что ли?
- Не знаю. Года три носил "на выход", и вот семь лет - как рабочие. В городе ещё каблук стирался, а здесь ничего. Вид, конечно, потеряли...
- Ну, уж получше, чем у меня. Видишь, я ноги глиной измазал, чтоб не белели... Ладно, я пошёл, а то скоро уроки закончатся, так пацанва везде будет лазить и за огородами тоже...
Николай Андреевич пошлёпал, раскачивая бидончик с рыбой, а Иван вспомнил про участкового и, прихватив вилы (бросишь на грядке - утянут), пошёл с огорода.
Разговор с учителем напомнил о вчерашнем унижении другого, родного, человека, и Иван стал в подробностях решать, какое жёсткое заявление напишет на тех, кто принёс в жертву своему обжорству его любимую овечку. С тем и дошёл до двора участкового. Тот был дома. Встретил он Ивана любезно, пожал руку, но почему-то провёл его во внутренний дворик, где гараж, столярка и другие постройки вместе с поленницей образовывали закрытую со всех сторон территорию. Там он вежливо посадил гостя на колодку, а сам сходил за сигаретами.
- Иван, вот что... - начал участковый после того, как закурил и два раза
36
затянулся. - Думаю, ты остыл и правильно всё поймёшь. Тебе ещё повезло: взяли только одну лапу, даже побеспокоились, чтоб остальное мясо прибрал...
- Ты что, Володя? Хочешь сказать, что никакого дела и не начинал?
- Сейчас ты всё поймёшь. Там отдыхали два человека, которые контролируют весь наш город. Все главные чиновники - их друзья.
- Кто они?
- Сергей Петрович Голованов, авторитетный человек, и ответственный от блатных, которого все называют Витёк. Против этих дёргаться бесполезно.
- И что, прокуратура, администрация боятся с ними связываться?
- Может, боятся, может...
- Все знают, что они преступные главари? И ничего не делают?
- Они ж сами не воруют...
- Так, Володя, я подаю тебе заявление. Ты отвозишь его, куда надо. Не давать ходу не имеешь права. Плевал я на этих сволочей! Что это такое: нас можно грабить, оскорблять, выбрасывать с работы ни за что, а мы не смей и рта открыть?