- Ничего я не брала! Мне твои бабки на фиг не нужны!
Я, полусонный, ничего не мог понять: какие бабки, кто чего не поделил?
- Вы чё, сами не можете разобраться? Нафиг меня разбудили? - пробормотал я сквозь сон, развернулся и на автопилоте побрел в туалет. Элла стала препираться с Дрыщем. Присутствующим этот цирк был в радость.
Я, не открывая глаз, с блаженством облегчился. Спуская воду, заметил на полу сотку баксов. Выпала у кого-то? Его проблемы. Бросать клич по этому поводу я не собирался. Но куда запихнуть сотку - я ведь стою в одних трусах? Засунул за зеркало, вышел из туалета.
- Да что ты говоришь, цаца: не в ту степь стал рулить, что ты из себя девочку строишь! - доносилось в прихожую из комнаты. - Куда бабки тебе сунул? На лоб прицепил! - чуть ли не визжал Дрыщ.
А, вот в чем дело, - наконец-то дошло до меня. “Не в ту степь стал рулить”. Эллочка заигралась с Дрыщом? Не знала, что у того мозги набекрень? Я-то знаю, на что падок Дрыщ, он и к нам на Удальцова, когда Баскак с Ритой были в гостях, привозил с Хомой бабочку с панели.
“Я как увидел эту попку, мне сразу крышу снесло”, - чуть не захлебывался тогда слюной Дрыщ, уговаривая меня пустить их во вторую комнату. “Хочешь, присоединяйся к нам”, - хлюпал он, не спуская глаз с миниатюрного зада проститутки. “Нет уж, увольте”, - отнекался я тогда. Значит, Эллочка доигралась.
Я прошел в спальню, завалился обратно в постель и, казалось, провалился в сон, но меня опять затеребили: “Дима!”
Я открыл глаза, Эллочка снова испуганно жалась ко мне, а сзади на нее наседал разгневанный Дрыщ.
- Да иди ты! - отпихнул я его рукой.
Дрыща тут же подхватили под руки Баскаков с Хомой и утащили в соседнюю комнату.
- Дима, Дим, - юркнув под одеяло, стала ластиться ко мне Эллочка.
Эллочка, недоступная Эллочка, не ставящая меня на заводе ни во что, превращающая мужиков в кобелей, сучка-Эллочка теперь льнет ко мне и просит защиты. Но так ли она мне нужна теперь?
Я раздраженно гаркнул на нее: “Да спи уже!”, отвернулся к стенке и опять погрузился в сон.
36
Утром я проснулся часов в восемь, Эллы возле меня не было (уехала ночью?), на полу вповалку, тихо посапывая, дрыхли без задних ног Хома, Ирма, Пряха и Мороз. Баскак с женой и остальными спали, очевидно, в соседней комнате. Но я не намеревался ждать, пока все проснутся, Елена наверняка не спала (мне и добираться до нее часа полтора), я мог бы съездить к ней и рассчитаться. Потом у меня будет еще полтора дня до отъезда, и если бы не проблема с паспортом, я, скорее всего, рванул куда-нибудь отдохнуть, хоть в Пушкинский музей, хоть в Третьяковку. Но без паспорта - увы! Первая остановка - а, без докyмента, - ходи сюда! И билет погорит, и намаешься. Как говорится, потерпи, казак, будет и тебе волюшка. Ну, а уж сейчас ехать просто необходимо, авось, по дороге никто не придерется. А потом у меня на руках билет, что я завтра уезжаю, может, он меня отмажет в случае чего?
Я выпил кофе, оделся. Никто даже не пошевельнулся, видно, хорошо погульбанили ночью.
В метро попал в пересменку: у контрольной стойки и на посадочных платформах ментов не было. Но тут уж, как повезет.
Выйдя на Печатниках, я пошел не по Шоссейной, как ходил обычно, а дворами, но уже на подходе к стадиону школы в ноздри въелся острый запах гари. Впереди над девятиэтажками в небо поднимался столб рассеянного белесого дыма. Где-то пожар? Не в двадцать третьем ли доме, где снимали квартиру Елена и Гера?
У школы толпились люди, как в штатском, так и в форме, пройти мимо них оказалось невозможным: проходы были оцеплены милицией. Что за черт? Я приблизился и уже издалека увидел обрушившуюся середку девятнадцатого дома, зияющие пустые глазницы выбитых окон, копошащихся на руинах спасателей в касках, передвижные краны, пожарные машины.
- Что случилось? Газ? - спросил у стоявших неподалеку людей.
- Теракт, - ответили мне.
Я поражен. Неужели такое могло произойти и у нас? Где-то там, на Кавказе - да, но у нас? В Москве, где на каждом углу милиция, где война идет только в фильмах.
Война всегда воспринималась нами, как мираж, как отголосок давнего прошлого, но оказывается, она может прийти и сюда, в наш дом, в наш подъезд, когда ты спишь или бодрствуешь, когда безмятежен…
Я смотрел на стоящих рядом людей, рыдающих, испуганных, растерянных, и ужасался. Вот и весь наш прогресс, вот и вся наша цивилизация, ведущая нас к апокалипсису. А мы про светлое будущее, про лучшую жизнь, про хлеб с маслом, про колбасу…
Но Елена с Геркой? С ними все в порядке?
Я протиснулся сквозь толпу дальше, к двадцать третьему дому, но и там все было оцеплено, у каждого подъезда теперь дежурил милиционер. Вряд ли я без местной прописки смогу попасть в дом. Так и придется ехать к Гере на рынок, ничего другого больше не остается.
Геры на рынке не оказалось, но Юрка успокоил меня: у них все нормально, никто не пострадал. Но Елена так испугалась взрыва, что у нее чуть ли не начались схватки, и для нее тоже пришлось вызывать скорую. Герка к нему заезжал, теперь опять погнал обратно в больницу: надо было закупить необходимого, Елену все-таки положили.
Я облегченно вздохнул - хоть какая-то хорошая новость, еще немного поболтал с Юркой, отдал ему деньги для Елены и попрощался.
37
Но за сегодняшний день мне пришлось поволноваться еще не один раз. Когда я вернулся на Удальцова, Баскаков сказал мне с горечью, что наши паспорта у оперов забрать ему не удалось. Те посчитали Баскакова мелкой сошкой, им захотелось сорвать куш покрупнее и они потребовали, чтобы за паспортами лохотронщиков приехал кто-нибудь из крыши.
- Это может затянуться на неделю, а может и вовсе ничем не закончится, - с сожалением сказал Баскаков.
Я пришел в уныние - у меня на завтра билет. Сдать его, значит, остаться в Москве еще на неопределенное время снова без работы, без средств существования. Баскаков, при всем уважении к нему, содержать меня не будет, ему самому дашь ума прокормить себя и свою жену. Пройтись, как раньше, по рынкам - уже не те времена, человека с улицы никто больше к себе не возьмет, тем более, без паспорта - кто ты таков, парень?
Ерема посоветовал обратиться в ближайшее отделение милиции, сказать, что паспорт украли. Если дадут такую справку, по ней я смогу вернуться домой, а там восстановить паспорт. Выбирать не приходилось. На следующее утро я, не затягивая, отправился в райотдел.
Участковый, худенький скуластый лейтенантик не хотел даже связываться со мной, все подводил меня к той мысли, что если паспорт у меня вытащили в метро или возле него, то заниматься этим должно другое отделение, к тому же в связи с терактом на Гурьянова, им не до розыска моего паспорта. Я был готов к такому повороту и настаивал на обратном: нет, не в метро, на улице, именно в этом районе, по месту проживания.
Я был в отчаянии, но попросил войти в мое положение, ведь паспорт-то у меня был, именно по нему я купил билет домой, как я теперь пересеку границу?
- Я же уехать хочу, а не остаться, - умолял я лейтенанта все-таки войти в мое положение.
- Ладно, - смилостивился он надо мной, - подождите на улице, я посмотрю, что можно сделать.
Я с надеждой выскочил во двор. Как мне осточертела подобная скитальческая жизнь, скорее бы домой, большего я ничего не желал: никаких мытарств, никакого криминала. Пусть лучше с чистого листа, чем в болоте или по уши в грязи.
Минут через двадцать участковый вышел ко мне и протянул справку.
- Вот, все, что мог. Удачи тебе.
- Большое спасибо.
Я с облегчением вздохнул. Когда лейтенант ушел, развернул справку. В ней значилось, что такой-то гражданин обратился в такой-то райотдел милиции с заявлением о краже личного паспорта, факт которой не установлен. Тоже официоз, но хоть что-то. Хоть что-то. У меня теперь есть билет, есть справка об утере паспорта, авось, прокатит. Это русское “авось”, в беспросветных, казалось бы, обстоятельствах частенько выручало.
- Что вы теперь? - спросил я, прощаясь с Баскаковым.