Время любить
Сентябрь 1940, Беязыт
– Война все спишет! А то я всех бы вас тут и оставил. Не посмотрел бы ни на чьи слезы!
Голос с немецким акцентом, эхом разлетавшийся по просторной аудитории, принадлежал ординарному профессору доктору Питеру Шульцу. Послышались смешки. Фрида тоже улыбнулась. «Надо же, – подумала она. – Питер-ходжа[3] умудряется даже шутить на своем хромом турецком!» Гнев учителя ее не пугал. К таким старательным и внимательным студентам, как Фрида, Шульц был бесконечно снисходителен. К тому же она говорила по-немецки и задавала вопросы напрямую, без переводчика. Но преподавателя и студентку роднило еще и то, что оба были евреями и беженцами.
Снова загремел голос Шульца. На этот раз профессор обрушился на ассистента, переводившего лекцию.
– Мальчик мой, ты сочиняешь! Я этого не говорил!
Вновь пронеслась волна смешков. Шульц был самым ярким из всех немецких профессоров, кто бежал в Турцию и получил пристанище в университете[4]. Заскучать на его лекциях было невозможно.
Фрида краем глаза посмотрела на часы. Они уже опаздывают на практикум по анатомии. Стоял погожий сентябрьский день, но из разбитого окна, у которого она сидела, дул свежий ветерок, заставляя поеживаться.
В морге Фрида, вдыхая едкую смесь формалина и гниения, начала искать глазами студента пятого курса, выполнявшего обязанности лаборанта. Горделивый вид, с каким этот красавчик стоял, словно статуя, в прошлый раз рядом с преподавателем, одновременно притягивал и раздражал ее. Интересно, что он о себе воображает?! Пусть он хорош собой, но зачем стоять на уроке как памятник? Но, кажется, сегодня пятикурсника не было. А даже если бы он и был здесь, что с того? Он другой веры. У них нет ничего общего. Самое правильное – немедленно выкинуть его из головы и сосредоточиться на работе.
Анатомия началась в этом году. Фрида с таким увлечением слушала лекции о мышцах, сухожилиях, клетках, что даже забыла испугаться, когда впервые увидела труп. Ни тошноты, ни головокружения, лишь легкая, тут же унявшаяся дрожь…
Они, как всегда, приготовили инструменты, надели перчатки и группами по двенадцать-пятнадцать человек принялись за работу. Голова, шея, верх, низ… Студентам приходилось препарировать, стоя чуть ли не нос к носу. Группа, в которой работала Фрида, начала с верхней части тела, затем перешла на нижнюю и, наконец, приступила к голове.
Когда дошла очередь до Фриды, она замешкалась. Ей вдруг показалось невозможным вонзить бистури в носогубную складку молодой светлокожей женщины. Она никак не могла решиться, руки словно онемели. «Страшно резать лицо, пусть даже мертвое. Ведь при жизни оно выражало счастье, грусть, волнение, гнев», – пронеслось у нее в голове. Все равно что вскрыть душу. А ведь если бы у этой женщины, лежащей сейчас в ярком свете хирургических ламп, были семья, близкие и друзья, к ней бы никто не прикоснулся. Значит, при жизни она была сиротой без роду без племени, поэтому с ее телом можно было делать все, что заблагорассудится. От этой мысли Фриде стало еще тревожнее. Ей показалось, что студенты проявляют к умершей жестокость и неуважение.
– Нет, так не пойдет! С такими мыслями ты не сможешь работать. Смотри, скольких людей ты заставляешь ждать. Тебе не стыдно?
Погруженная в печальные размышления Фрида вздрогнула, услышав этот голос у себя за спиной. Она покраснела и обернулась. Вчерашний студент-лаборант насмешливо смотрел на нее своими ярко-голубыми глазами.
– Простите, – пробормотала она и тут же сделала надрез. Неприятно, что ее застали врасплох, когда она дала чувствам взять над собой верх. И кто же смог прочесть ее мысли? Тот самый пятикурсник!
Красавчика звали Исмаил. Исмаил Босналы. Сам профессор Пьер Лавас, приглашенный из Европы, чтобы «показывать молодым коршунам, что, как и откуда вырезать», то есть вести занятия по практической анатомии, выбрал этого блестящего студента в ассистенты.
Отчитав Фриду, Исмаил подошел к другому трупу и, сжимая в руках бистури, принялся профессорским тоном наставлять студентов:
– Кожу с волосами следует оттянуть либо назад, либо вперед, череп следует вскрывать по кругу.
Студенты столпились вокруг стола, чтобы видеть его манипуляции.
Фриде наконец удалось взять себя в руки. Они внимательно слушала объяснения Исмаила и следила за его действиями, хотя ей пришлось изо всех сил тянуть шею и встать на цыпочки. Она даже задала несколько вопросов, на которые Исмаил отвечал с неожиданной улыбкой.
– Bon! Хорошо! – перебил студента профессор Лавас. – Надеюсь, вы все усвоили. Помните, жизнь ведет вас от колыбели к могиле, а медицинское образование – от трупа к диплому!