- Взаимно, Михал Иваныч. Вы тоже как огурчик.
- А я хочу порадовать тебя. Разговаривал с самим. Скоро испытания. Вот, собираюсь подписать наградной список, готовь дырку под орден и карман под премию!
- Спасибо. Но это труд всего коллектива.
- А я и пишу весь коллектив, просто ты у меня проходишь под номером один. Так что не обольщайся. Думаю, в недалеком будущем ты сам будешь подписывать такие приказы и представления, не имея права вписать в них собственное имя. И еще, Сереж, мы говорили с президентом о перспективных разработках, и я поимел наглость выдвинуть проект упреждающего удара из прошлого... - Марченко замер, ожидая реакции Кошкина.
- Зря, - опустил глаза Сергей Павлович, - я не буду говорить банальных фраз о том, что человечество еще не готово к использованию такой техники не то что в военных, но даже в мирных целях.
- Да я ничего особенного не сказал, но мне, Сереж, надо думать не только о моральной стороне вопроса, но и судьбе всего конструкторского бюро, всего института, всего завода. Между прочим, мы тут кормим свыше тысячи человек. Это тоже моральная сторона вопроса. Пойми меня, я не посягаю на твою тайну, просто не было времени с тобой посоветоваться. Я выдвинул предложения некоего хронологического опережения ракетного удара, делающего бессмысленным любую внезапность! А значит - и само понятие войны! Я помню, каким шоком для нас стало двадцать второе июня! А ты - нет!
- Михаил Иванович, но вы же знаете, что такую тайну, будь она хоть трижды военной, не спрятать! Как не удалось американцам спрятать атомную бомбу!
- Мы сделаем по-другому: ничего официально даже для правительства объявлять не будем. Основная версия: мы разрабатываем опережающее нутро для ракеты... В конце концов, не использовать такой шанс для разоренной, окруженной мнимыми друзьями страны - это тоже форма предательства. Ты, Сергей, главный конструктор направления.
- Я понимаю, Михаил Иванович. Дайте мне пару-тройку дней. Я хотел бы закончить испытания на семейном уровне. А там посмотрим, стоит ли ломать копья.
- Смотри, вместо копий не наломай дров. Знаешь, мне, старику, даже не хочется ни в прошлое, ни в будущее. Я настолько устал от жизни, от постоянного напряжения, что мне гроб кажется мягкой периной... Но мне не все равно, в какой стране будут жить мои внуки.
- Мне тоже, Михал Иванович, а про гроб вы зря. Дай вам Бог здоровья.
- Знаешь, я тут намедни пришел в церковь. Свечки за упокой ставил, молебен заказал. Постоял среди прихожан. Вот где я почувствовал покой. Вся суета за порогом. Вечность ладаном, что ли, пахнет? И помыслил вдруг, что я всю жизнь делал оружие, находил тому оправдание, но только в первый раз в жизни задумался: а как на это посмотрит Господь Бог?!
- А я о чем, Михаил Иванович? Дай людям машину времени, и начнутся платные полеты в космос. Откроют парк культуры и отдыха имени Рокфеллера, наставят агрегатов, и давай народ за двадцать долларов на двадцать минут в прошлое запуливать. А на государственном уровне задумают выправлять ошибки прошлого да закрашивать белые пятна истории. Там же о Божьем Промысле понятия не имеют, а если и имеют, то полагают, что и его купить или под себя подладить можно.
- Да знаю я это все, - махнул рукой Марченко, - но если генеральным станет Яковлев, то, во-первых, всем даровитым ребятам он укажет на дверь, чтоб не создавали яркого фона его серой личности, во-вторых, он уже на второй день сдаст площади лабораторий всякого рода бизнесменам, в-третьих, откуда нам знать, что где-нибудь в пещерах Пентагона нет своего Кошкина. Ты можешь дать такую гарантию?
- Нет.
- То-то и оно. Поэтому давай остановимся па острожном, поступательном развитии событий с учетом всех возникающих обстоятельств. И помни, Сереж, кроме тебя у меня наследников нет. Надеюсь, что для тебя это не пустые слова.
- Не пустые. Я даже представить себе не могу, что бы я тут без вас делал.
- Ну вот, признание в любви состоялось, теперь иди, выправляй свое прошлое, только будь осторожен.
- Постараюсь.
Выходя с тяжелыми мыслями из кабинета Марченко, Сергей Павлович буквально налетел в коридоре на Варю.
- Сергей Павлович, что там с Марией Гавриловной? Меня вызвали по поводу второго этажа. Чтобы я соглашалась его мыть. Мол, зарплата будет больше.
- Соглашайтесь, Варя, - грустно ответил Кошкин.
Варя плеснула на него синеву своих глаз и вдруг взяла за руку.
- Я, конечно, простая техничка, и вы можете мне не отвечать. Но у меня стойкое чувство, что я соглашаюсь на эту работу уже второй раз. Что происходит, Сергей Павлович?
- То, что и должно происходить. Уж не знаю, Варя, на каких скрижалях написаны наши судьбы, и я никогда не относил себя к убежденным фаталистам, но похоже, что в этом случае все происходит по Высшему сценарию.